Малюта Скуратов
Шрифт:
На дипломатическом поприще?
Работа наших дипломатов XVI века фиксировалась подробнейшим образом. Известны даже второстепенные личности, хоть как-то поучаствовавшие в ней при Иване IV. Тот же Безнин виден в полный рост!
Малюты — нет.
Возможно, ему доверили управлять какой-то жизненно важной отраслью государственной машины?
Нет данных и на этот счет.
Зато имеются совершенно определенные данные иного рода.
Это возвышение можно связывать с карательной деятельностью Григория Лукьяновича. Иными словами, он поднялся как «исполнитель». Попросту же говоря, как палач [86] .
86
Есть сведения, согласно которым Малюта Скуратов был женат на сестре князя Аф. И. Вяземского и, следовательно, в ранний период опричнины мог получить от него родственную
И тут сведений — хоть отбавляй.
Глава четвертая
КАРАТЕЛЬНАЯ РАБОТА
Возвышение Малюты Скуратова восходит к событиям зимы 1567/68 года.
Поход на литовско-ливонский театр военных действий, в котором участвовал и сменный голова Г. Л. Скуратов-Бельский, пришлось прервать еще до того, как русские войска пересекли литовский рубеж. Огромная армия остановилась на пол пути, так и не нанеся решительного удара по врагу. Она, в сущности, даже не соприкоснулась с неприятельскими силами. Воинские соединения были распущены, воины отправились по домам. Царь спешно вернулся из Ршанского яма, где остановился поход.
Между тем царь давно жаждал решительного наступления. На успех операции делалась серьезнейшая ставка.
И… ничего.
У столь странного поворота событий было несколько причин. Во-первых, поход оказался скверно подготовлен. Не удалось отмобилизовать достаточного количества вспомогательных войск — так называемой «посохи». А те, кого смогли собрать, неудержимо разбегались. Продовольственное обеспечение оставляло желать лучшего. На эффект внезапного нападения рассчитывать не приходилось: выяснилось, что армия польского короля концентрируется для контрудара.
Во-вторых, и главное, царь получил весьма серьезные известия о готовящемся против него заговоре. Иван Васильевич встревожился, а потом разъярился.
В среде служилой знати возобновились разговоры о возможности «сменить» монарха, благо князь Владимир Андреевич Старицкий, потомок московских государей по прямой линии, был жив и здоров. В «Пискаревском летописце» это массовое настроение передано следующим образом: «И присташа тут лихия люди ненавистники добру, сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичу. И потом большая беда зачалася» [87] .
87
Пискаревский летописец / / ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 190.
Иностранные источники сообщают о том, что русская знать заключила соглашение с поляками против своего государя. Трудно судить, сложился ли на самом деле аристократический заговор. Еще сложнее определить, в чью пользу он был составлен, если и существовал: князя Владимира Андреевича Старицкого или польского короля. Однако дипломатические документы того времени донесли до наших дней сведения, позволяющие утвердительно говорить о каких-то переговорах с неприятелем.
Поляки предлагали князьям И. Д. Бельскому, И. Ф. Мстиславскому, М. И. Воротынскому и боярину И. П. Федорову перейти на их сторону, причем в некоторых случаях речь шла об отторжении русских земель и совместных боевых действиях против царя. Что это было? Масштабный военно-политический проект? Или характерная для того времени игра с фальшивыми письмами? Поляки поставили на беспроигрышный вариант: либо удастся «подставить» лучших воевод Ивана IV, либо кто-то из них (хотя бы один!) согласится с предложенными условиями и сыграет роль «суперагента» в стане московского государя. Царь, в распоряжение которого эти послания попали, игру противника раскусил. От имени адресатов он отправил ответные письма, осыпая врага колкими насмешками.
Воля царя водила рукою И. П. Федорова, когда боярин писал ответное послание королю Сигизмунду II Августу. Среди прочего письмо содержало задиристые слова: «…Я уже человек немолодой, и недолго проживу, предав государя своего и учинив лихо над собственной душой. Ходить вместе с твоими войсками в походы я не смогу, а в спальню твою с курвами ходить — ноги не служат, да и скоморошеством потешать не учен. Так что мне в твоем государском хотении?» [88]
Государь ничуть не опасался за своих вельмож. Позднее он скажет представителю английской короны Энтони Дженкинсону: «Всё это — козни польского короля, сделанные с намерением… вызвать обвинения различных сановников… в измене» [89] .
88
Сборник Императорского Русского исторического общества. СПб., 1892. Т. 71. С. 519.
89
Толстой
Для Ивана Грозного, с его артистической натурой, совокупность ответных «кусательных» посланий составляет прежде всего выигрышную «сцену»: речь центрального персонажа о гнусности злодеев, ему противостоящих. Царь вышел на сцену, произносил монологи, издевался над вражеским тупоумием. Красивая роль. Пусть не из тех, какие положено играть на котурнах, однако… едкий пафос ее пришелся русскому монарху по душе.
Но все ли письма удалось перехватить? {14} Все ли русские адресаты возжелали проявить лояльность к своему государю? Ведь отношения между ним и служилой аристократией оставляли желать лучшего. Несколько княжеских и боярских родов к тому времени «обязаны» были Ивану Васильевичу казнью своих представителей (Шуйские, Пронские, Горенские, Кубенские, Трубецкие, Кашины, Воронцовы, возможно, Хилковы и Палецкие). Да и те же четыре военачальника, которым адресовались послания поляков, — не возникло ли у них желания, явно «сдав» переписку, в тайне подготовить переворот? В отношении князей Мстиславского, Бельского и Воротынского подобного рода подозрения, скорее всего, беспочвенны: эти люди всю жизнь честно дрались за Россию, а Бельский и голову за нее сложил. Но вот у Федорова основания пойти на сотрудничество с поляками как будто имелись. Его держали голым в заточении в связи с расследованием событий 1546 года, и он во всем тогда повинился. Впоследствии И. П. Федорову пришлось отправиться в ссылку. Трудно забыть такие унижения…
Один польский агент прямо сообщал своему монарху, что московская знать «хочет перейти под его покровительство». Однако впоследствии он попался, был схвачен и посажен на кол.
Осенью 1567 года польско-литовская армия во главе с королем сосредоточилась в Южной Белоруссии для противодействия наступающим русским полкам, но бездействовала. По данным польских ученых, там собралось 47 тысяч бойцов — огромная сила! [90] С самого начала Ливонской войны поляки и литовцы не выводили столь мощной армии против русских. Откуда у польского короля появились сведения о готовящемся наступлении в Ливонию? Не было ли у них надежды использовать замешательство в нашем лагере, возникшее в результате чаемого переворота, и разбить русскую ударную группировку? Или отбить Полоцк, в котором как раз сидел первым воеводой Иван Петрович Федоров? [91]
90
См.: Piwarski К. Niedoszla wyprawa t. zw. Radoszkowicka za Zygmunta Augusta na Moskwe (rok 1567—68) / / Ateneum Wilenskie, rok IV, zeszyt 13, 1927.
91
Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 48.
Князь Владимир Андреевич предоставил царю список из тридцати знатных людей, склонявшихся к заговору [92] , и, возможно, другие бумаги, способные скомпрометировать их как изменников. Заговорщики вроде бы планировали передать царя в руки поляков. Было ли это всего лишь намерением или чем-то более серьезным? Трудно сказать. Они могли рассчитывать на содействие своих многолюдных свит — слуг, зависимых людей, «боевых холопов». Иными словами, располагали серьезной военной силой. Князь Старицкий выдал их колебания в сторону нелояльности то ли непосредственно во время военного похода осенью 1567 года, то ли после того, как польская армия отступила от русских границ.
92
Иностранные источники сообщают также, что заговорщиков выдали, помимо князя Владимира Андреевича, также главные столпы земщины — князья И. Ф. Мстиславский и И. Д. Бельский. Но Б. Н. Флоря, тщательно изучив, где и когда находились эти лица, отверг основательность данного сообщения (Флоря Б. Я. Иван Грозный. М., 2003 (серия «ЖЗЛ»). С. 217–218).
В середине ноября царь отменяет поход и распускает армию, так и не нанеся решающего удара. Он знает о сосредоточении вражеских войск намного южнее — при желании поляки могли устремиться в тыл наступающим войскам и даже отрезать их от Москвы. Он видит перед собой список людей если и не вступивших в заговор, то находящихся на пол-пути к этому. Он извещен о выжидательной тактике противника, так и не предпринявшего никаких наступательных действий. А отменив поход, он узнает, что армия Сигизмунда II Августа тоже отступает. Король ждал, не предпринимая никаких действий, очень долго. Русские полки давно разошлись по домам, а он не распускал войска. Польский монарх пребывал неподалеку от русского рубежа и в декабре 1567-го, и даже в январе 1568 года…