Малюта Скуратов

Володихин Дмитрий Михайлович

Это подтверждало худшие опасения государя: поляки отказались от военного столкновения, как только выгодная ситуация «рассосалась». Поведение поляков ясно показало — некое лицо или лица в среде военного руководства дали им повод для подобного рода действий и снабдили сведениями о планах русского командования. Заговор это был или просто среди наших появился иуда, сказать невозможно. Но только никто никогда не собирал армий ради бездействия…

В результате разразилась настоящая буря. Расследование заговора поставило в центр его очень значительную фигуру. Это один из крупнейших землевладельцев боярин И. П. Федоров. Его разорили дотла, продержали в опале много месяцев, а потом пригласили к Ивану IV. Там, по велению государя, боярин должен был облачиться в царские одежды и сесть в тронное кресло. Иван Васильевич, глумясь, встал перед ним на колени и спросил, доволен ли он, заняв государево место, получил ли все, о чем мечтал. А затем воскликнул: «Наслаждайся владычеством, которого жаждал!» Иван IV собственноручно зарезал боярина, а тело его велел протащить с позором по Москве и бросить

в навозную яму.

Являлся ли Иван Петрович Федоров изменником? Царь имел основания не доверять ему, однако до наших дней не дошло свидетельств, неопровержимо доказывающих вину воеводы. Невозможно дать ни твердый отрицательный, ни твердый положительный ответ относительно его истинных намерений.

Гораздо важнее другое.

Царь, еще недавно чувствовавший себя на пороге решительного разгрома Литвы, пребывавший в покое относительно верности своих подданных, вдруг увидел: нет ничего твердого под ногами! Земля опять колеблется! Ему самому и его семье грозят неведомые опасности. Обладая нервной, гамлетовской натурой, Иван Васильевич подвержен был скорым перепадам чувств. Он сам признавался в том, что несколько раз в жизни испытывал сильнейший страх за свою жизнь: например, во время московского бунта 1547 года или, скажем, пять лет спустя под Казанью. Иной раз он проявлял и недюжинную храбрость, достойно вел себя под неприятельским обстрелом, совершал поход вглубь вражеской территории… Но всякий раз его поведение оказывалось результатом эмоций — взрывных, мощных, слабо сдерживаемых. Что могло случиться в начале 1568-го? Очередной эмоциональный взрыв, достаточно сильный, чтобы до основания потрясти душу государя и помрачить ее, вызвал наплыв страстей. Неотвязный страх вызвал не менее ужасный гнев. А гнев явился причиной неистовой жестокости.

«Дело Федорова» имело страшные последствия. Кровавый вихрь закружился над Россией и не стихал в течение нескольких месяцев. Жизни человеческие переламывались, словно спелые колосья под ударами косы. Доселе опричнина цвела, теперь вызрел плод; по горькому вкусу его узнавалось многое.

Сам царь со свитой и отдельные команды опричников объезжали многочисленные владения Ивана Петровича и всюду устраивали казни, пожары, разорение. Погибли сотни людей, виновных лишь в том, что они состояли на службе у Федорова. В связи с «делом Федорова» в Москве и «по городом» опричники уничтожили немало высокородных аристократов. В числе жертв оказались опытный воевода князь Федор Иванович Троекуров и боярин князь Андрей Иванович Катырев-Ростовский, несколько выходцев из боярских родов Шейных, Колычевых и Лыковых. Пострадала верхушка приказного аппарата земщины: полетели головы дьяков и казначеев… Тогда же, видимо, погиб выдающийся военный инженер Иван Григорьевич Выродков. «Следствие» обернулось кровавой расправой, когда заодно с подозреваемыми предавали унижению и смертной муке невинных, в том числе женщин, слуг, детей.

Репрессии, которыми завершилось расследование «дела Федорова», превратили опричнину в аппарат грандиозной террористической деятельности. Об этом повороте в политике Ивана Васильевича впоследствии писал Джильс Флетчер: «И тех, и других по порядку записывали в книгу, почему всякий знал, кто был земским и кто принадлежал к разряду опричников. И эта свобода, данная одним грабить и убивать других без всякой защиты судом или законом, продолжавшаяся семь лет, послужила к обогащению первой партии и царской казны и, кроме того, способствовала достижению его цели, то есть истреблению дворян, ему ненавистных, коих в одну неделю только в Москве было убито до 300 человек ^{15} . Такие тиранские его поступки, направленные на всеобщий раздор и повсеместное разделение между подданными, произошли, как должно думать, от чрезвычайной мнительности и безнадежного страха, возникших в нем ко многим из местного дворянства во время войны с поляками и крымскими татарами, когда он, вследствие худого положения дел, впал в подозрение, что они состоят в заговоре с поляками и крымцами. На основании этого некоторых из них он казнил и означенное средство избрал для того, чтоб отделаться от остальных» [93] .

93

Флетчер Дж. О государстве русском / / Проезжая по Московии (Россия XVI–XVII веков глазами дипломатов) / Отв. ред. Н. М. Рогожин. М., 1991. С. 48–49. (Курсив мой.)

Флетчер конечно же рисует «русские ужасы», намекая англичанам на то, что и в их отечестве существует угроза тиранического правления. Поэтому он нередко использует беспросветно-черную краску. В действительности, как уже говорилось, первые годы опричнины не знали массовых репрессий. Однако теперь, в ходе расследования по «делу Федорова» или, если угодно, по делу о «земском заговоре», опричнина стала трансформироваться. В 1568 году ее административные прерогативы оказались значительно расширены, а карательные функции возросли многократно. Здесь англичанин не отступил от истины.

Расследование по «делу Федорова-Челяднина» началось зимой 1567/68 года и продолжалось более полугода. По всей вероятности, именно тогда Григорий Лукьянович и был впервые использован как каратель. В синодике Свияжского Троицкого монастыря есть указание, что под Калугой («Губин угол») разгром во владениях И. П. Федорова-Челяднина учинял именно Малюта [94] . Жертвами его отряда

стали 39 человек.

Кто еще «поработал» в карательной сфере вместе с Малютой?

94

Синодик опальных Ивана Грозного 1583 года / / Памятники истории русского служилого сословия. М., 2011. С. 214.

Григорий Дмитриевич Ловчиков, занимавший должность ловчего в опричнине, участник того же осеннего похода 1567 года. В вотчинах И. П. Федорова-Челяднина, разбросанных по Коломенскому уезду, его отряд перебил 20 человек [95] . Позднее Ловчиков погубил доносом своего покровителя — князя Афанасия Вяземского. Царь почтил Григория Дмитриевича, обеспечив выгодный брак его дочери: она стала женой родовитого князя-Рюриковича И. М. Шуйского. Кроме того, семейство Ловчиковых изрядно разбогатело и пошло в чины.

95

Синодик опальных Ивана Грозного 1583 года / / Памятники истории русского служилого сословия. М., 2011. С. 214.; Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 2. Ч. 2. С. 226.

Другие участники разгрома родовых владений И. П. Федорова-Челяднина — князь Афанасий Вяземский и дворянин Василий Грязной. Сохранилось известие немецких дворян-опричников Иоганна Таубе и Элерта Крузе: «19 июля 1568 года в полночь послал он (царь Иван IV. — Д. В.) своих ближайших доверенных лиц, князя Афанасия Вяземского, Малюту Скуратова, Василия Грязнова, вместе с другими и несколькими сотнями пищальников; они должны были неожиданно явиться в дома князей, бояр, воевод, государственных людей, купцов и писцов и забрать у них их жен; они были тотчас же брошены в находившиеся под рукой телеги, отвезены во двор великого князя и в ту же ночь высланы из Москвы. Рано утром великий князь выступил со своими избранными словно в военный поход, сопровождаемый несколькими тысячами людей. Переночевав в лагере, приказал он вывести всех этих благородных женщин и выбрал из них несколько для своей постыдной похоти, остальных разделил между своей дворцовой челядью и рыскал в течение шести недель кругом Москвы по имениям благородных бояр и князей. Он сжигал и убивал все, что имело жизнь и могло гореть, скот, собак и кошек, лишал рыб воды в прудах, и все, что имело дыхание, должно было умереть и перестать существовать. Бедный ни в чем не повинный деревенский люд, детишки на груди у матери и даже во чреве были задушены. Женщины, девушки и служанки были выведены нагими в присутствии множества людей и должны были бегать взад и вперед и ловить кур. Все это для любострастного зрелища, и когда это было выполнено, приказал он застрелить их из лука. И после того, как он достаточно имел для себя жен указанных бояр и князей, передал он их на несколько дней своим пищальникам, а затем они были посажены в телеги и ночью отвезены в Москву, где каждая сохранившая жизнь была оставлена перед ее домом. Но многие из них покончили с собой или умерли от сердечного горя во время этой постыдной содомской поездки» [96] .

96

Рогинский М. Г. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе / / Русский исторический журнал. Кн. 8. 1922. С. 41–42.

«Послание» Таубе и Крузе — скверный источник, слишком много в нем недоброжелательных эмоций, обиды, слишком много работало воображение немцев, слишком мало — их память и здравый смысл. Таубе и Крузе сначала добились от царя больших почестей, затем, как стали говорить в XX веке, «не оправдали доверия» и, опасаясь за свою участь, подняли мятеж, окончившийся неудачей. Им оставалось перебежать к полякам. Там дуэту пришлось отрабатывать «художества», совершенные на территории России (в том числе авантюрный проект подчинения царю всей Ливонии). У Таубе и Крузе имелись все причины для крайне отрицательных высказываний о стране и ее государе. Внимательный источниковедческий анализ обнаруживает в «Послании» фактические нестыковки и очевидную тенденциозность. Историк С. Б. Веселовский вынес ему справедливый приговор: «В… “Послании” мы находим очень мало достоверного, а их суждения о событиях не имеют никакой цены. В общем ни один сообщаемый ими факт, ни одно высказывание Таубе и Крузе не могут быть использованы в историческом исследовании без самой строгой критики и без проверки других, более достоверных источников».

Но сведения Таубе и Крузе о погроме 1568 года, к сожалению, подтверждаются другими источниками — как иностранными, так и русскими.

Во-первых, в начале 1580-х появились обширные синодики, рассылавшиеся в монастыри для поминовения тех, кто подвергся казни или просто бессудной расправе по воле государя. В них собраны сведения о 369 жертвах террора за период с зимних месяцев по лето 1568 года. В соответствии с рассказом одного позднего летописного памятника, вотчины боярина Федорова «огнем и мечем пусты соделаны, а нарочитых, согнав в одно место, порохом подорвали, а простой народ, жен и девок, погнали в лес нагих, и по многих срамех замучены» [97] . Примерно то же пишет князь Андрей Курбский, внимательно наблюдавший за опричными делами из Литвы.

97

Шмидт С. О. Поздний летописчик со сведениями по истории России XVI в. / / Летописи и хроники. 1973. М., 1974. С. 351.