Малюта Скуратов
Шрифт:
В. Б. Кобрин считал, что Малюта «…в разрядах появляется впервые как военный, как голова, и в дальнейшем не раз бывал воеводой» [170] . Это сказано в полемике с С. Б. Веселовским, который, в свою очередь, склонялся к прямо противоположному мнению: для военной деятельности Малюта не располагал ни соответствующими знаниями, ни опытом. Кобрин, таким образом, выставляет Малюту человеком войны, командиром. Но это не соответствует действительности. Г. Л. Скуратов-Бельский для опричного боевого корпуса был, скорее, случайным и нежеланным приобретением. Когда это Григорий Лукьянович успел «не раз» побывать воеводой, если он оказался на воеводском посту именно что один-единственный раз — на излете опричнины?!
170
Кобрин
Военная карьера Малюты видна как на ладони. Разрядные списки сохранили имена десятков опричных и земских воевод. Так вот, до опричной эпохи у Григория Лукьяновича не было возможностей сделаться воеводой в полевом соединении — из-за явного худородства. После появления новой, опричной, иерархии он такую возможность получил. Но его назначения в действующую армию хорошо известны, и в списки опричных воевод он точно не попадал ни в 1567-м, ни в 1570-м.
В 1570 году до воеводского поста Малюте еще очень далеко…
В сентябре 1570-го государь Иван Васильевич вышел с войском против крымского хана и встал под Серпуховом. Малюта оказался тогда среди дворян, предназначенных для пребывания «в стану у государя» [171] . Что за должность ему досталась? На один шажок выше тех же «сменных голов», что и осенью 1567 года… Список «сменных голов» идет в разрядном реестре 1570 года следующим пунктом после перечисления дворян «в стану у государя». Это намного ниже любого воеводского поста.
171
Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 67–68.
Вот и вся военная карьера Малюты перед появлением его на крупном воеводском посту. О сколько-нибудь солидном опыте командования и речи быть не может. С. Б. Веселовский, таким образом, прав, в то время как В. Б. Кобрин ошибается. Григорий Лукьянович в гораздо большей степени «дворовый» человек, нежели военный. Он специалист по карательным операциям, а не по тактическим.
Ставить его воеводой, доверять ему войска означает идти на большой риск.
Тем не менее весной 1572 года в смешанном земско-опричном походе он идет к Новгороду Великому вместе с Иваном IV как второй "дворовый воевода" [172] . Иначе говоря, второй воевода в составе государева полка. Назначение — высокое. По старшинству воевод, заведенному для русских полевых соединений XVI века, «младше» Григория Лукьяновича оказывается добрая половина военачальников. Истинный триумф Малюты!
172
Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 2. Ч. 2. С. 305.
Тем более почетно для Григория Лукьяновича получить такую должность, что он никогда не бывал на других, более низких воеводских постах. Между тем пребывание его среди больших начальников не грозит армии тяжелыми последствиями. Первым воеводой и фактическим главнокомандующим в этом походе поставлен весьма опытный князь Ф. М. Трубецкой [173] . Ему помощники не требуются, он и сам знает, как справиться с армией.
Надо полагать, для Федора Михайловича Трубецкого и для прочей высокородной знати, стоявшей тогда на воеводских должностях, пребывать в близких чинах с абсолютно незнатным Малютой — крайне неприятно. А для Замятии Сабурова, Михаила Яковлевича Морозова и Ивана Дмитриевича Плещеева это явная «поруха чести» и повод для тяжбы «об отечестве». Все трое — представители древних и заслуженных боярских родов, не чета ничтожным Скуратовым-Бельским! И все трое поставлены ниже Григория Лукьяновича… Если бы выше их поставили другого «выскочку» из «худородных», не Малюту, очевидно, все трое били бы государю челом «о местах». Но они молчат, опасаясь затевать местнический спор. Надо полагать, боятся государева гнева, который может обрушиться на них самих и, еще того хуже, на родственников, если будет обижен монарший любимец. Ужасная ситуация: и надо затеять местническую тяжбу, и нельзя!
173
Разрядная книга 1559–1605 гг. С. 81.
Кроме того, все трое знают, как Малюта резал Висковатого, как топил Данилова, как душил Филиппа, как обваривал кипятком Фуникова,
А с нелюдью связываться — страшно.
Ситуация — парадоксальная. В качестве военачальника Григорий Лукьянович для армии бесполезен, поскольку не располагает должным опытом. Как величайший раздражитель прочих воевод он даже вреден. Однако Малюту все же назначили на крупную воеводскую должность, а значит, государь почтил его явным знаком доверия. Самым очевидным образом нарушался традиционный порядок, сложившийся в русской армии. Притом нарушение совершалось не в интересах службы.
Парадоксальное возвышение Г. Л. Скуратова-Бельского в армейской иерархии сопровождалось не менее странным возвышением его в делах внешней политики.
Первый раз Григорий Лукьянович соприкоснулся с нею вскоре после того, как получил звание думного дворянина. В мае 1570 года ему пришлось участвовать в думском заседании «всем бояром земским и из опришнины» о рубежах Полоцкого повета, то есть о конфигурации западной границы России. Г. Л. Скуратов-Бельский был там среди «дворян, которые живут у государя з бояры». Но тогда он сколько-нибудь активной роли не играл, источники показывают одно лишь его присутствие [174] .
174
Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 71. СПб., 1892. С. 666.
В декабре 1571 года, когда Иван IV совершал «поход миром» в Новгород Великий и уже добрался до Клина, его посетил представитель короля Михаил Галабурда. Малюта Скуратов вместе с двумя зубрами российской внешней политики — дьяками Андреем и Василием Щелкаловыми — выполнил часть дипломатической работы на переговорах с Галабурдой [175] . Щелкаловы без труда всё сделали бы сами. К чему тут Григорий Лукьянович? Непонятно.
Но, может быть, это всего лишь эпизод?
175
«Выписка из посольских книг» о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. С. 270.
6 января 1572 года Г. Л. Скуратов-Бельский опять оказывается участником переговорного процесса, хотя и в прежней пассивной роли. Тогда царевич Михаил Кайбулич, князь Петр Шейдяков и князь Иван Федорович Мстиславский принимали в «розрядной избе» Новгорода Великого шведских послов. Среди тех, кто составил подобие свиты для царевича и знатнейших аристократов, перечислены «думные чины» обеих боярских дум: земской и опричной. Попал в общий список и Григорий Лукьянович — он упоминается при перечислении «дворян, которые живут у государя в думе» [176] .
176
Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 129. СПб., 1910. С. 216.
Выходит, его совместная с Щелкаловыми работа на дипломатическом поприще — дело случайное?
Нет, случайность перестает быть таковой, после того как повторится. Особенно если повторится неоднократно.
В феврале 1572 года Малюта вновь принимает участие в переговорах, на сей раз — с крымским «гонцом» Янмагметом [177] . Это уже совсем другое дело. Малюта зачислен в небольшую группу переговорщиков, что предполагает активную деятельность с его стороны. Рядом с ним — второй думный дворянин из опричнины И. С. Черемисинов, а также дьяк А. Я. Щелкалов. Оба имеют серьезный опыт дипломатической работы, коим не богат Малюта. Вдвоем они прекрасно могут справиться с задачей, но вместе с ними отряжен и Скуратов-Бельский. С какой целью? Очередной знак милости со стороны Ивана IV? Да, Григорию Лукьяновичу открылись пути к возвышению не только на военной, но и на дипломатической стезе. Да, царь тем самым показывает двору свое абсолютное доверие Малюте. Но только ли в этом дело? Нет ли тут и более прагматических резонов?
177
Кобрин В. Б. Малюта Скуратов. С. 159.