Мама для дракончика или Жена к вылуплению

Максонова Мария

Я старалась находить для малыша хотя бы немного времени каждый день или через день, ведь теперь я его магическая мама, а другой у него нет. Когда накатывала слабость, садилась на специально принесенный Мелоди в эту комнату стул.

— Вы же все равно придете, так хоть не стойте — присядьте, — ворчала она.

Иногда вместе со мною приходил Дэни, забирался на этот стул, прикладывал маленькие ладошки к яйцу и прислушивался с интересом. Но нечасто, все же просто стоять в тишине ему было скучно, а магически взаимодействовать с яйцом он пока не мог. Кое-что он чувствовал, как все эльфы: тепло жизни в яйце, но и только.

Я гадала иногда, разовьется ли его дар во что-то большее, или так и останется.

Сидя в тишине детской я иногда размышляла о том, как все так повернулось в моей жизни, как к этому пришла, и как все менялось со временем.

Я помнила время, когда отец решил отправить меня в пансион, как плакала мама, да и сама я тоже рыдала в подушку, приехав. Не то чтобы я была сильно избалованным ребенком, но строгий четкий распорядок и довольно скудная еда приводили меня в ужас, все учительницы казались злобными сушеными воблами, да и с другими ученицами отношения сложились не сразу.

А потом, постепенно, все поменялось, я втянулась, привыкла, начала многое понимать. Строгие учительницы рассказывали интересные вещи, учили магии, не только эльфийской, но и человеческой, которой меня не могла обучить мама. Языки, география, математика, литература, философия, культура, законознание, ботаника... я скучала, конечно, но я привыкла и постаралась, как советовала мама в письмах, открыть для себя новый мир знаний.

На каникулы меня, в отличие от многих девочек, домой не забирали. Отец полагал, что нет смысла тратить деньги на дорогу. Мама тоже не могла приехать — она была слишком слаба, мы только переписывались. Затем в одном из писем она сообщила, что ждет ребенка.

Честно сказать, я возненавидела его тогда. Глупо, по-детски. Ведь у него было все, чего я была лишена: родители. Я была уверена, что, если родится мальчик, отец будет его холить и лелеять. Ведь он часто пенял маме именно на то, что она не может родить ему наследника. Я была уверена, что к мальчику он отнесся бы совсем иначе. И, узнав, что родился Дэни, я действительно возненавидела его заочно. Мы никогда не виделись, но он стал воплощением всей мировой несправедливости для меня шестнадцатилетней.

После родов мама еще сильнее ослабела и стала писать реже, но я сердилась и думала, что это только потому, что я ей теперь не нужна, она заменила меня другим ребенком. Обижалась, подолгу не отвечала на ее редкие письма.

Однажды примерно через год леди Айрис, директриса, вызвала меня и дала прочесть письмо. Отец писал не мне, а ей. Он просил в письме сообщить мне о смерти матери. Для меня он слов не нашел, просто переложил эту обязанность на директрису: «объясните ей, что это из-за эльфийской болезненности и прочее», — писал он. И все. Я долго рыдала в колени леди Айрис, самой строгой грозе пансиона, а она гладила меня по голове и тихонько напевала колыбельную. И я в очередной раз поняла, что то, что я знаю о взрослых — это не реальность, а всего лишь детское впечатление. Я больше не боялась ее, а торопилась за советом по серьезным вопросам.

Больше писем из дома не было, хотя я знала, что мой табель успеваемости регулярно отправляется отцу. Не знаю, просматривал ли он его.

В восемнадцать все девочки покинули пансион, а обо мне не поступило никаких распоряжений. Не приехали слуги, не было писем, не было передано денег для моего проезда. И я просто осталась. Леди Айрис велела мне освободить комнату для выпускниц и переехать в преподавательское крыло. Я думала, что это просто для удобства, пока она строго не спросила:

— Ты думаешь, я буду держать тебя здесь из милости? Ты — выпускница лучшего пансиона для девочек во всей стране, а значит ты можешь преподавать другим. Так иди и помоги леди Торне, ей в этом году пришлось принять совсем маленьких сестричек-близняшек. Будешь помощницей учителя.

Так и повелось. Постепенно я привыкла, а, когда кто-то из учителей заболевал, и заменяла их на уроках. Детей в пансион отправляли в разное время года, как было удобно родителям, и постепенно младший класс разросся так, что ими сложно стало управлять. И леди Айрис приняла решение разделить младший класс на два, один из которых доверили мне.

Отец вспомнил обо мне только черед полгода. Кажется, он просто перепутал год моего выпуска, а писем из пансиона не читал. Мне хотелось ругаться, хотелось смеяться над этой ситуацией, хотелось отослать приехавших за мною слуг прочь.

— Не торопись, — сказала леди Айрис и протянула мне небольшой кошель с монетами. — Но знай, что за тобой всегда будет место учительницы, если оно тебе необходимо.

Я сердечно обняла эту строгую на вид женщину и все же решила поехать к отцу. Увидеть наконец-то брата. К нему у меня были самые сложные смешанные чувства. Я выросла и уже понимала, что он мой брат и маленький ребенок, еще младше девочек, с которыми мне приходилось работать. Я осознавала, что он-то точно ни в чем передо мною не виноват. Но в то же время детская обида нарисовала когда-то картины безумного обожания его родителями: как оба его целуют и балуют. То, чего у меня не было никогда, даже в детстве. И, хотя я осознавала, что это лишь фантазии, но все же они мешали появиться добрым чувствам в моем сердце.

Но брата я не увидела. Оказалось, что отец сразу после родов отправил его с мамой в загородное имение. Там она и скончалась, а мальчика в город так и не привезли, он жил там в окружении нянек и слуг.

— Зачем ему здесь дышать городским смогом? — чужими словами, как мне показалось, ответила экономка миссис Крейв. Я смутно помнила ее как одну из служанок, которая иногда угощала меня плюшками или конфетами и была преданна моей матери.

— Ни о чем не волнуйтесь, мисс Эйшир, я обо всем позабочусь, — приговаривала миссис Крейв, устраивая меня в старой детской спальне, в которой ничего не изменилось. — Ваша матушка велела тут ничего не трогать, она так мечтала, что вы вернетесь, — женщина прослезилась и стерла влагу с щек своей шалью.

Миссис Крейв окружила меня заботой и суетой: мне вызвали портних и сапожников, чтобы заказать новый гардероб, подходящий по статусу дочери виконта Эйшир, в нем было все, начиная от нижнего белья и заканчивая вечерними платьями и верхней одеждой. Ко мне приезжали косметологи и парикмахеры, чтобы «приводить в порядок» мою внешность, был вызван из академии магии профессор, который зафиксировал мой уровень силы и владения магическим искусством.

— Похвально, весьма похвально, — кивал он, выписывая гербовую бумагу о моих способностях. — Выпускница пансиона леди Айрис? А старая перечница не теряет хватку, — хмыкнул он в усы.