Мама, я стану…
Шрифт:
Тёплая и возвышенная атмосфера дома науки навсегда останется в сердце каждого выпускника УПИ, и для школьника из небольшого провинциального городка первые шаги по просторному, гулкому фойе института запомнились необычно шумным гомоном счастливых, улыбающихся молодых людей.
Тогда думал именно о том, что они улыбаются потому, что уже учатся, уже поступили и прошли эти страшные вступительные экзамены, а мне надо ещё во всём этом разобраться.
Институт в начале нашего знакомства очень удивил своими расстояниями,
Под впечатлением от огромного нового пространства я, наконец, увидел отдельное здание физико-технического факультета, запросто его звали физтехом, инженерно-экономический – инжэком, металлургический – соответственно, метфаком, и так далее: теплофак, мехфак, радиофак.
Тогда ещё не знал, что практически у каждого солидного факультета было своё отдельное здание.
На физтехе после собеседования в приёмной комиссии сказали то же, что и везде: «У нас готовят кроме инженеров ещё и офицеров – командиров танковых взводов, а выпускники школ с проблемами здоровья не принимаются даже к сдаче экзаменов. Вам, может быть, стоит попробовать обратиться в приёмную комиссию инженерно-экономического факультета».
Но быть бухгалтером (а я в то время и не знал, что экономисты – это «правая рука руководителя», так позднее говорил будущий руководитель моего дипломного проекта Бочкарёв Борис Николаевич) в тот момент не входило в мои планы.
«Ну и пусть, – с отчаянием думал я, – пойду к отцу на завод и буду токарем. Ведь нас учили, что люди разные нужны, люди разные важны!»
Потерпев фиаско своей мечты стать конструктором летательных аппаратов, даже не заходя в приёмную комиссию инжэка, я отправился на вокзал, где в камере хранения остались вещи, и купил билет на первый поезд домой.
Дома рассказал всю эпопею с поездкой по «университетам», но удержался и не заревел, хотя слёзы подступали, как говорится, комом к самому горлу.
Мама, конечно, пожалела меня, смахнув навернувшуюся слезу, бабушка проворчала что-то вроде «ну вот, учился, учился – и зря», а отец сказал: «Ну что ж, хочешь на завод – пожалуйста, просто в нашей семье ещё никого с высшим образованием не было, все думали, ты будешь первым».
Как раз в этот период папа и несколько мужиков-соседей решили организовать коллективный сад и занимались получением разрешения на выделение земельного участка для огородничества.
Та неделя оказалась запоминающейся. Наш участок находился на первой дорожке: небольшая низина с водяной лужей была огорожена четырьмя кольями по периметру прямоугольника.
«Вот наши пять соток радости», – сказал отец и сразу начал планировать, что где будет располагаться. Половину жизни я жалею, что мне не передалась та уверенность в принятии решений, которая была у отца.
Ведь как он нарисовал кургузым карандашом план на тетрадном листе в клеточку – вот здесь будет дом, вот здесь теплицы, вот здесь грядки с картошкой, а здесь мелочь и клубника, – так впоследствии и было сделано.
Конечно, наверное, эти решения у него были продуманы на основании виденного по опыту, хотя в те времена садоводство у нас в городе только зарождалось, просто, видимо, я этого не видел и не знал.
Как в чистом поле появляются усадьбы, дома и бани – я узнал именно на примере строительства нашего коллективного сада, впоследствии он славился красивыми затейливыми домиками с башенками и чудесной деревянной резьбой.
А сосед через три дома в низине вырыл пруд, запустил туда карасей и, как в песне, «свою лосось ловил в своём пруду».
Сад был очень хороший, жаль, что его смыло начисто в момент наводнения 1993 года, когда разрушилась дамба Киселёвского водохранилища. Сад обосновался на острове, его окружал канал, возведённый для нереста рыбы в обход каквинской плотины, – основной поток прорвавшей дамбу воды хлынул по этому каналу.
Так вот, колышки и бечёвку, окружавшие при нарезке участок, использовали для окантовки будущего фундамента нашего садового дома – стандартного, по обычному размеру брёвен шесть на шесть метров.
Мы всеми членами семьи, то есть буквально все – и мама, и бабушка, и сестра, и я во главе с отцом, – выкопали ленточный фундамент на два штыка лопаты вглубь, напоминавший восьмёрку: основной дом шесть на четыре и веранда два на шесть.
Затем мы с отцом перетаскали выданные соседом сколоченные из досок и уже побывавшие в деле щиты для опалубки, которые затем были переданы строителям следующего дома.
Щиты были укреплены укосинами и поперечинами, чтобы фундамент не распёрло бетоном.
На следующий день отец пригласил с работы рабочих из своей бригады и мы, человек шесть, если мне не изменяет память, за пару часов лопатами и вёдрами раскидали две машины бетона, которые привезли знакомые водилы с местного ЖБИ за огненную воду – модную форму оплаты, действующую в те времена сухого закона.
За два дня, пока застывал фундамент, съездили с отцом на посёлок Новая Кола в район Лесобазы и договорились на две машины бруса хвойных пород по пять кубов, система оплаты была та же самая.
И вот в конце недели, кажется это была пятница, мы с отцом приехали на участок, фундамент уже затвердел, брус привезли, положив на бетон для гидроизоляции нарезанную из рулона толь, начали строительство дома.
Между брусьями на усадку укладывали пучками паклю, которая осталась у другого соседа. По углам брус выпиливали в замок половину на половину, между собой брус проколачивали гвоздями на двести миллиметров.
Вообще-то рекомендуется связывать между собой брусья деревянными шкантами, но тогда мы этого не знали.