Мама, я жулика люблю!
Шрифт:
– Ну нет, и русские будут. А вы думаете, все чеченцы только и делают, что русских ненавидят. Между прочим, это селение когда-то было казачьей станицей. Здесь и сейчас тридцать процентов русских. Правда, до войны было больше. Но сейчас-то все успокоилось. Люди к мирной жизни возвращаются – и чеченцы, и русские. Снова одна большая дружная семья намечается. Надо будет занятие на эту тему провести, а то вы совсем отстали от современных реалий. Но это позже. А сейчас – слушайте боевую задачу!
Мальцов, Женя и Паша Достов должны были сопроводить капитана до населенного
– Допоздна задерживаться не буду, – пообещал капитан. – Только друга поздравлю и обратно.
Машину Шажков брать не стал. В селение отправились пешком. Полтора километра пути по широкой, до каменной твердости утоптанной тропинке, да еще налегке – с автоматами, но без бронежилетов – одно удовольствие. Золотая осень, тепло, безветренно, воздух, приятно пахнущий сеном... Красота. Но на душе тревожно. У Жени было ощущение, как будто какая-то сила толкает его в лапы к дьяволу.
Но в самом селении страхи улетучилось. Он и раньше бывал здесь. И ничего страшного не замечал. Обычная казачья станица. Саманные, беленные известью дома. Деревянные ограды – где высокие, где низкие. Груши, сливы вдоль дорог и за заборами. Самые обыкновенные машины у ворот – «Жигули», «Волги», «Москвичи». Иномарок и нет почти. Сельмаг с тусклой вывеской на русском языке, старушка, торгующая семечками. Чумазая пацанва колесо гоняет. Чеченские женщины без всяких хиджабов. Если идут навстречу, то глаз не прячут. Некоторые даже здороваются. И мужчины ходят по улочкам как ни в чем не бывало. Все спешат по своим делам, все в заботах. Словом, идиллия, на фоне которой офицер и трое солдат с автоматами кажутся чужеродно-агрессивным элементом.
Во дворе, где жил друг Шажкова, играла музыка. Не какой-то там газават, а обычная русская группа. «Нэнси», кажется. Машины вдоль дороги, люди на лавочках. Большинство чеченцев, но есть и русские. Ничего, курят, мирно разговаривают, ждут приглашения к столу.
Виновник торжества заметил Шажкова, вышел к нему. Высокий, грудь, как у буйвола, небольшое пивное пузо. И ряха – за три дня не объедешь. Улыбка до ушей, душа нараспашку. Обнял его, похлопал по спине, рукой показал на дом.
– Ну, проходи, дорогой! Почетным гостем будешь!
И группу сопровождения не обошел вниманием.
– Здорово, служивые!.. Помнишь, Костя, как мы с тобой по девкам ходили, о-го-го!
– Ну ты вспомнил! Мы-то где служили, Аслан! Мы в Саратове служили. Там-то и по девкам можно... А здесь?..
– Да, Костя, ты как всегда прав. У нас тут не забалуешь. У нас тут строго... Слыхали, бойцы, вам тут ничего не светит. Наши девушки – честные. Не то что ваши, русские. Ладно, шутка.
Шутка была брошена как подачка. И совершенно не извиняла Аслана. Он считал русских женщин шлюхами. Женя испытал острое желание передернуть затвор и длинной автоматной очередью убедить его в обратном. Но сдержался... Чем уж точно отличались русские от чеченцев, так это холодной северной кровью. Долго запрягают русские. Зато чеченцы вспыхивают, как спички. Горячая у них кровь. Скажи про их женщину худо, сразу кинжал в брюхо получишь. Русский же пока растормошится, и острота момента притупится. Но уже если русский разойдется...
– Вы тоже в гости заходите, покушать с дороги нужно!
Аслан позвал к себе и солдат. Но в этом приглашении не хватало искренности.
– Да нет, они недавно обедали, – отказался за них замполит. – И вообще, на службе они.
– Капитан, дорогой, может, пусть они служат в другом месте? А то будут маячить перед домом, как столбы!
Аслан показал рукой на полуразвалившийся дом под роскошным ореховым деревом. За пышным палисадником перед покосившимся забором довольно крепкая на вид скамейка.
– Пусть там посидят. А я скажу, чтобы им покушать вынесли. Выпить чего-нибудь там...
– Им пить никак нельзя! – решительно мотнул головой Шажков.
– Да ладно тебе, Костя! Чуть-чуть можно. За мое здоровье!
– Ну, если за твое здоровье... И если чуть-чуть... – сдался замполит.
Он подтвердил решение Аслана и отправил свою охрану на скамейку за палисадник, под сень орехового дерева. Впрочем, никто и не возражал даже мысленно. Жене совсем не улыбалось стоять на дороге на виду у всех. А на скамейке спокойно, тихо. За деревьями и кустами, как за стеной.
– А что это за хата такая? – спросил Паша и заглянул за забор. – Вроде бы никто не живет. Ставни заколочены. И дверь тоже досками забита.
– Ну и хорошо, с тыла никто не ударит, – кивнул Мальцов. – Значит, так, ты, Пылеев, смотришь за правым флангом, ты, Достов, за левым... Патрон в патронник, оружие на предохранитель. Не нравится мне все это...
Жене тоже не нравилось, и он с удовольствием выполнил команду командира. Передернул затвор и нехотя поставил автомат на предохранитель.
– Да чего бояться? Нормально же все, – пожал плечами Паша. – Ну пьянка-вечеринка у людей. Что там у чеченов пьют, чачу?
– Чача у грузин. А чечены вообще не пьют. Они типа мусульмане...
– Это фундаменталисты не пьют. А эти наши, советские, эти еще как пьют...
– Какие они, к черту, советские?! Сколько они наших побили?
– Ну так и наши тоже им вкатили. Нормально же все, спокойно. Вон люди к миру тянутся.
– Поодиночке они, может, и тянутся. Но у них стадный инстинкт очень развит. Сами по себе все хорошие, а когда в стае... Один волком завыл, и все туда же... Короче, смотреть в оба! – распорядился Мальцов.
Женя наблюдал за подступами к позиции справа. Поэтому он первым увидел довольно-таки симпатичную и опрятную чеченку лет двадцати. Кроссовки, джинсы, свитер. Полное пренебрежение к местным обычаям. И улыбка какая-то чересчур смелая. Призывная, что ли...
В руках у нее поднос – три шампура с крупными кусками мяса, лепешки, поллитровка с мутноватой жидкостью. Она молча поставила поднос на пенек в двух шагах от скамейки.
– Вкусный шашлык, дядя Аслан прислал, кушайте на здоровье! – Она обращалась ко всем, но смотрела на Женю.