Мамба в Сомали: Чорный переворот
Шрифт:
— Хорошо. Действуйте, я должен заселиться сегодня же.
— Слушаюсь, мне понадобится на это два часа.
На том и договорились. Однако через оговорённое время вместо заселения в отель раздался телефонный звонок, и дрожащий голос агента сообщил, что негр по имени Хвала Небу чуть больше двух часов назад вылетел из аэропорта рейсом Эль-Кувейт — Анкара.
Мистер Вуд взглянул на часы. Да, этот негр улетел практически в то же время, когда он сходил с трапа самолёта. Может быть, они даже пересеклись с ним в аэропорту?! Впрочем, это уже неважно. Всё равно на тот момент времени мистер Вуд даже не представлял, как тот выглядит. Его миссия
Ничего не поделать, придётся искать его дальше, надо искать… А пока он нанесёт официальный визит министру здравоохранения. Пусть сегодня Джеймс и не успел (трудно всё же было предвидеть подобную осторожность от странного негра), но цель его миссии всё равно будет выполнена. Ведь главное — это вновь появившиеся в продаже лекарства! А этот аль-Шафи всё равно рано или поздно где-нибудь появится и больше не сможет так легко от него удрать.
Я прилетел в Эль-Кувейт, где связался со своим покровителем и сразу, в этот же день, был принят всеми заинтересованными лицами.
— Вас давно не было, уважаемый аль-Шафи. Мы вас очень ждали. Вы же знаете, что поставки лекарств из Эфиопии прекратились? Это нарушение нашего договора!
— Война, — односложно ответил я. — Какие тут могут быть лекарства? Я сам вырвался оттуда с огромным трудом. Лаборатория в Аддис-Абебе подверглась нападению и полностью разгромлена. Уцелела лишь наша фабрика в глуши Эфиопии. Да и какие могут быть претензии? Разве вы не оправдали все свои расходы на постройку лаборатории?
— Да, досадно. Но вы правы: дела нашей фирмы идут очень хорошо. Правда, мы уже практически израсходовали всё ваше сырьё и полуфабрикаты. Желательно как можно скорее возобновить их поставки. Мы понимаем, почему так получилось… Но вы же смогли приехать?
— Именно поэтому я и приехал. У меня с собой самые редкие и самые нужные вам лекарства, хотя их очень немного. Мне тоже нужны деньги, и поэтому я с риском для жизни прилетел к вам.
— Мы все выкупим по вашей цене, уважаемый аль-Шафи. Деньги будут переведены на ваш счёт незамедлительно, как только мы убедимся в подлинности ваших лекарств.
— Благодарю, — я мысленно хмыкнул: они всё ещё сомневаются в моей честности? — Но мне нужна некая сумма наличкой.
— Если угодно, — вежливо согласился со мной представитель эмира. — Просто вы не сможете перевезти всё, вам не хватит и пары сумок. Вы же не станете перевозить кэш в чемоданах?
— Нет, конечно же, нет. Мне нужна большая сумма, которую я смогу получить в любом вашем посольстве в каждой стране, где оно есть. Сейчас я хотел бы взять с собой тысяч пятьдесят долларов.
— Интересная просьба. А сколько вы хотели бы получить, прибыв на место?
— Не больше ста тысяч долларов.
— Ммм, не вижу в этом проблем. Всем послам передадут указание выделить деньги предъявителю чека, книжку с которыми вы получите. Вам нужно будет лишь сказать кодовые слова, а также сообщить по чьему поручению вы зашли. При входе в посольство скажете, что хотели бы узнать о здоровье эмира. О вас незамедлительно доложат и, после обмена паролями, вы предъявите чек на нужную вам сумму.
— Спасибо, я так и сделаю.
— Тогда давайте мы выкупим привезённые вами лекарства и уладим наши дела. Хотелось бы узнать: как нам возобновить сотрудничество на уровне фабрик?
— Примерно через две недели вам следует направить своего представителя в Аддис-Абебу с поручением разыскать там Фараха Рабле, с которым у вас и подписан договор. После того, как он поделится с вами своими проблемами, вы сообщите ему: способны ли помочь с восстановлением лаборатории. Если договоритесь, то недели через две после этого наши поставки возобновятся. Сама фабрика не пострадала и по-прежнему работает в штатном режиме. Наверняка у них на складе уже скопилось много лекарств. Заодно их и получите.
— Прекрасная новость, аль-Шафи. Я немедленно распоряжусь насчёт подготовки к поездке.
— Как вам будет угодно.
Я вспоминал эти события, произошедшие сутки назад. Все основные дела я здесь сделал, осталось немного по мелочи, но я чувствовал какое-то беспокойство. С чем оно связано, никак не мог понять, поневоле задумываясь. Что-то зудело у меня в голове, как будто бы я слышал противный комариный писк, пока до меня не дошло, что мне очень хочется уехать отсюда. Прямо кричит в голове, пора отсюда сваливать.
Своей интуиции я привык доверять и поэтому посмотрел ближайшие авиарейсы из Кувейта. Взял такси и, наплевав на неразрешённые по мелочи дела, направился в аэропорт. Лишь очутившись в кресле воздушного лайнера, я наконец-то приобрёл благостное настроение, в котором и пребывал до самой посадки в Анкаре.
В столице Турции я пробыл недолго, и уже на следующие сутки вылетел рейсом Анкара-Москва. И вот я в Москве. Что тут меня ждёт? Какие дела? Можно, пожалуй, рвануть в родной Пятигорск и посмотреть на себя в молодости… Но зачем? Кому от этого станет лучше? А вдруг возникнет эффект бабочки, и я превращусь в обезьяну!? Такое тоже может быть… Не стоит сбрасывать со счетов то, о чём не имеешь ни малейшего понятия. В общем, еду к Любе.
Михаил Львович (Мойша Лейбович) Измайлов — молодой человек небольшого роста и не сильно примечательной наружности — сидел на своём рабочем месте и каллиграфическим почерком переписывал одни и те же данные на три разные бумажки. Нужно было оформить карточку на вновь прибывших, внести данные в карты матери и отца о родившихся детях, сделать пометки об умерших. Кроме этого, в его обязанности входило отслеживать внутренние перемещения граждан и своевременно вносить изменения прописки и выписки. Всё это ещё и приходилось дублировать, переписывая в журналы учёта. Черты его лица не несли в себе явного семитского отпечатка, но в тоже время язык не поворачивался назвать паспортиста славянином.
В начале века его бы назвали обычным рядовым клерком, а сейчас типичным представителем офисного планктона, однако на закате Советского Союза Миша слыл обычным рядовым служащим. Звёзд с неба он не хватал, но и дураком отнюдь не являлся. Просто ему некуда было приложить свои усилия, потому как в СССР частная коммерческая деятельность наказывалась по закону. Вот и дремала в нём до поры до времени финансовая жилка.
Уже наступил новый 1989 год, и в стране началась коренная перестройка, о которой пару лет назад провозгласил Михаил Горбачёв. Миша бы и рад воспользоваться её плодами, но денег ни копья. Ему почти исполнилось 25, но ни семьи, ни детей, одна только уже старенькая маман. Она всё хотела его женить, но Миша не обладал ни мужской статью, ни красотой, а его ум никого не интересовал. Возможно, имей он хотя бы чувство юмора, матримониальным планам Мишиной мамы было бы куда проще воплотиться в жизнь. Но нет, Миша всегда был букой, а не юмористом.