Мамба в Сомали: Чорный переворот
Шрифт:
С замиранием сердца вошёл в подъезд и поднялся на пятый этаж. Постоял немного, глядя на обитую дерматином дверь, и изо всех сил нажал на кнопку звонка. Затилилинькал звонок, и наступила тишина. Никто не спешил распахнуть мне не то что объятия, но даже дверь. Зря я всё же днём явился. Наверное, Люба ещё на работе. Но рука сама вдруг повторно нажала на кнопку звонка.
— Слышу, слышу, — послышался из недр квартиры женский голос, и раздались шаркающие шаги. Дверь открылась, явив мне пожилую женщину в цветастом халате. Увидев
— А вы к кому?
— Любовь Владимировна Неясыть здесь проживает?
— Здесь, но её сейчас нет дома.
— А где она? На работе?
— Она уехала в командировку.
— Куда? — спросил я, пребывая в полной растерянности.
— В Таджикистане землетрясение произошло. Пришла разнарядка отправить несколько врачей на помощь. Вот она и попала туда. А вы кто?
— И давно она уехала? — мрачно спросил я, опуская пока ответ на её вопрос.
— Да уж недели две как.
— Понятно. Я её коллега по работе в Эфиопии, врач-хирург. Вот приехал с ней повидаться и передать ей слова благодарности от людей, которых она спасла.
— Ой, да что же вы стоите тогда на пороге, проходите в комнату, не стесняйтесь, — засуетилась женщина, всплеснув руками.
Я пожал плечами: уж чем-чем, но стеснением я совершенно не страдал. Кивнув, я вошёл в квартиру, получил на ноги старые тапочки и прошёл вслед за хозяйкой на маленькую тесную кухоньку. На плите стоял чайник. Женщина схватила коробок спичек, энергично потрясла его и, выудив оттуда спичку, тут же зажгла под чайником огонь.
— Фу, — дунула она на спичку и обернулась, завалив меня вопросами: — А вы давно её знаете? И как она вам? Много ли людей спасла?
— Полгода. Замечательная. Очень много.
— Ой, как хорошо. Люба всегда была отзывчивой девочкой, обо всех заботилась. Она настоящий врач, если бы не… — тут женщина осеклась и переключила разговор на другое.
— Да-да, — несколько невпопад произнёс я.
Я вполуха слушал болтовню матери Любы Неясыть, отвечая ей мимоходом, и напряжённо раздумывал над тем, что же мне теперь делать. Таджикистан — это совсем не то место, где стоить жить красивым молодым женщинам. Я помнил ещё рассказы родителей, да и газеты читал. То, что там творили в девяностые годы «вовчики» и «юрчики», страшнее любого триллера. Значит, надо ехать. Выбрав момент, я вклинился в монолог матери Любы.
— Она хоть адрес-то оставила?
— Ой, я буквально на днях письмо от неё получила, — женщина вспорхнула с табуретки и бодро метнулась в комнату, разговаривая сама с собой: — Да где же оно? Вот, нашла. Тут и адрес её указан.
— А можно мне его переписать?
— Да, конечно, держите ручку и тетрадку.
Я принял из её рук тонкую школьную тетрадь в линеечку, вырвал лист и, взяв шариковую ручку, переписал адрес. Ручка обильно пачкала пастой бумагу, но на этот раз я решил не рисковать и переписать адрес.
— Спасибо за чай. Мне пора.
— Жаль, что вы с ней не встретились. Она у меня такая хорошая. Вы ей напишете?
— Не беспокойтесь, я напишу. Спасибо за адрес.
— Это вам спасибо, что пришли. А как там в Африке?
— Было неплохо, сейчас идёт война, но мы победим и вернём нашу страну к процветанию.
— Да? Какой ужас, какой ужас! — посетовала добрая женщина. — Война, это всегда очень плохо. Наша страна так много пережила на этой войне, что и не передать обычными человеческими словами. Мой папа там погиб, у моей маме оба брата, и так, в каждой семье.
— Да, я понимаю, — сказал я, после длиной тягостной паузы. — У нас тоже невесело, но надо жить дальше, несмотря ни на что.
— Да, — поддакнула женщина.
— Мне бы хотелось завершить нашу встречу всё же не на грустной ноте. Мне нравиться ваша дочь. И я хотел бы, — я замялся, а потом, неожиданно даже для самого себя, выпалил: — а можно я для неё подарок оставлю? — и вынув из сумки красивые швейцарские часы, протянул их женщине.
Часы заиграли бликами сапфирового стекла, а явная дороговизна часов не бросалась в глаза, на неё скромно намекало лишь клеймо изготовителя.
— Передам, передам, — с любопытством вертя в руках часы и рассматривая их, пообещала Любина мама.
— А вот это вам, — и я вручил ей духи, которые купил уже здесь, в Союзе в магазине «Берёзка». Бегать и искать что-либо в Анкаре мне было некогда. А духи весьма приличные, французские.
— Ой, спасибо, — расплылась в улыбке добрая женщина.
— Не за что, — вернул я ей улыбку. Правда, моя была грустной. — До свидания.
— До свидания. А вы мне понравились. Передайте от меня привет и вашей матери.
— Передам, — кивнул я, не став ничего объяснять, и ушёл.
Глава 26 Поиски
Выйдя из Любиного дома, я вернулся в гостиницу, испытывая просто дикое желание напиться. По пути приобрёл бутылку кофейного ликёра. Ну, как «приобрёл», чуть ли не выпросил у продавщицы, постучавшись в дверь магазина с чёрного входа ещё до наступления пресловутых 14.00.
— Может водочки? — спросила меня добрая женщина, видимо прочтя по моему лицу, что выпить мне сейчас просто жизненно необходимо.
Водки не хотелось. А нормальными винами советские граждане побаловать себя уже не могли: в борьбе за трезвость вырубили значительную часть виноградников. Говорят, какой-то селекционер даже покончил с собой, глядя как уничтожают его детище. Так что в магазине кроме водки можно было разжиться разве что знаменитыми топорами или не менее знаменитой бормотухой под названием «Агдам». И то, и другое было дрянью редкостной! Но всё остальное уже давно продавалось либо исключительно «своим», либо из-под полы дороже прейскуранта.