Мамба в СССР. Черный курсант
Шрифт:
Все снова выбежали обратно и выстроились вдоль стены.
— Камерааатбой!
И опять толпа арестованных, пихаясь и мешая друг другу, помчалась вперёд.
— Пятьдесят секунд. Уже лучше.
— Камера, отбой!
— Сорок семь секунд. Ну, и ещё разок, для закрепления успеха. Если вы сейчас уложитесь меньше, чем за сорок пять секунд, то больше тренироваться не будем. А если не уложитесь, то у меня времени много. Я спать не хочу.
— Камера, отбой!
Толкая друг друга в спину и лишь чудом не падая, все двенадцать человек вновь хлынули в камеру.
— Сорок три секунды. Вот умеете же, когда захотите. Всё, отбой.
После команды я отлип от окошка в двери и лёг на топчан. Хорошо в одиночке, хоть выспаться можно по-человечески.
Третьи сутки прошли точно так же, как и вторые. Утром следующего дня за мной приехал старшина.
— Ну, что, Бинго, как тебе гауптвахта?
— Ничего, жить можно.
— Ну да, если ты в Африке выжил, то тут и подавно. А о тебе все хорошо отзываются. Говорят, всё знаешь, всё умеешь, всё выполняешь… Ты действительно так быстро учишься?
Я пожал плечами, на риторический вопрос отвечать не обязательно.
— Ладно, забираю пока тебя, а Гану ещё недельку тут побудет.
— Хорошо.
Дальше всё произошло в обратном порядке, и вот я снова сижу в кунге «шишиги» и трясусь уже на дороге обратно. Моё появление в казарме было встречено бурно. Как будто я вернулся из тюрьмы! Но тюрьма и гауптвахта — это совершенно разные вещи.
А ведь ещё существуют и дисциплинарные батальоны. В них все учат уставы, непрерывно занимаются строевой подготовкой, а о работах по территории мечтают, словно об отдыхе. Слышал, да и пацаны рассказывали, так что, знаю. Но приятно, когда тебя ждут.
Гану Махади никак не мог дождаться, когда же закончатся эти десять суток ареста. Наконец, они подошли к концу, и наступило утро одиннадцатого дня. Его вывели в комнату дежурного по гауптвахте, где курсанта ожидал старшина.
— О! Ещё один чёрный хлопчик. Ну, как тебе тут, хорошо было?
Гану скривился, какое ещё «хорошо»?! Чуть не помер, а всё из-за Бинго! Тот давно вышел, а вот ему пришлось отсидеть тут все десять суток. Но и они уже закончились. Дежурный достал документы, оформляя их на выдачу, и поставил печать. В самом конце, уже выдав вещи и документы, он взял телефон и набрал номер начальника гауптвахты, отчитываясь об убытии арестованного.
— Да, выписываем. Что? Да. Хорошо. Подождём.
Старшина с Гану успели только выйти из помещения гауптвахты, как вслед за ними вылетел капитан Масенко.
— Стоять!
Загинайко и Гану встали, как вкопанные, и удивлённо переглянулись. Это им?
— Почему вы, товарищ курсант, нарушаете форму одежды?
— Я не нарушаю!
— Ещё и пререкаетесь! Вот это вот что? Что это за подворотничок, почему грязный? Почему не глажен? Трое суток ареста!
Гану и слова сказать не дали, как назначили крайним и продлили арест.
— Ну, как же так? — в недоумении спросил Загинайко у Масенко.
— А нечего на командира руку поднимать. Каждый сверчок — знай
Загинайко хмыкнул: вот ведь, Бинго пострел! Везде поспел! Он и здесь всех к себе расположил. Правда, обрадовался этому обстоятельству старшина не очень: опять в Харьков за двести вёрст мотаться. Ну, ничего. Гану же откровенно скис и едва не плакал! Вот что ему стоило дать эту шайтанову клятву? Вдруг Бинго сдохнет раньше, чем потребует от него выполнения клятвы крови? Всё ведь может быть. Мучайся теперь из-за собственного упрямства!
В итоге, пришлось старшине возвращать обратно своего чёрного курсанта, что он и сделал. Гану в камере встретили со смешками и удивлением. Пришлось ему ещё трое суток сидеть, со страхом ожидая утра четвёртого дня, а то вдруг Масенко ещё добавит? Но всё обошлось и, запрыгнув в кунг, Гану потрясся обратно в училище, решив больше с Бинго не связываться и принести ему клятву. И первым, кого он встретил по приезду, оказался Бинго.
— Ну, что?
— Я согласен, — буркнул Гану.
— Вот и молодец!
Ничего интересного больше не происходило, лишних связей я заводить тут не стал. Персонажей будущего здесь не обнаружил, так что… Один лишь Газини был мне дорог, так сказать, как продукт моего морального творчества, а теперь ещё и Гану добавился. Эликсиры я не продавал, да и не брал их с собою, оставив до следующего года, а сейчас уже и вовсе не планировал торговать ими здесь.
Наконец, все экзамены сданы, нас построили на плацу и торжественно поздравили, вручив зачётные книжки. Раскрыв свою, полюбовался на красивые тройки, никогда не был отличником и сейчас не буду. Твёрдый троечник, он твёрдый во всём. А отличник ни в чём.
После построения все разбрелись по училищу. Пить здесь запрещено, торжественный банкет никто нам, разумеется, не заказывал. Да и смысл? Правда, арабы по всегдашней своей привычке любили всё отпраздновать, ну да это их дело.
— Ну что, парни, успехов вам в учёбе, — сказал я, построив свой взвод перед отъездом.
— И тебе Бинго.
— Гордитесь, что с вами учился скромный чёрный парень по прозвищу Мамба! Думаю, вы ещё не раз услышите обо мне. Всем пока!
Похлопав по ладоням всех из своего взвода, я собрал вещи и пошёл на выход. Но там меня отловил старшина.
— Так это, наш договор в силе?
— Мамба слов на ветер не бросает.
— Ты же вроде Бинго?! — удивился Загинайко.
— Бинго, по прозвищу Мамба.
— Ааа, а сигарет у тебя не осталось?
— Нет, — усмехнулся я, — всё продал или отдал, как и жвачки.
— Жаль, что ты больше не приедешь, а то я нашёл, куда их сбывать.
— Так просись в Африку и купишь там всё.
— Не, мы тутошние, в Африку не поеду.
— Ну и хорошо, тогда прощайте.
— Угу.
Схватив свою наполовину пустую сумку, я отчалил с этого корабля на бурные просторы своего мира. По ту сторону КПП и дышалось намного легче, и смотрелось веселее. Поправив сумку, пошёл на остановку, ждать троллейбус, идущий до железнодорожного вокзала.