Манекен (сборник)
Шрифт:
Ваня еще гуще побагровел. Большой, рыхлый, пунцовый, с растерянно открытым ртом, с пухлыми влажными губами – Ваня походил на толстого ребенка-переростка, застигнутого за тайным делом. На кого Ваня похож в данный момент, Нину совершенно не волновало. Она не способна воспринимать чужие эмоции. Своих под завязку.
И что они, Катрин и Ваня, мешкают? От нетерпения Нина чуть не стукнула ногой, зло не поторопила Катрин: уходи скорее!
Катрин и Ваня переглядывались, между ними происходил молчаливый диалог. Нина скрипнула зубами, посмотрела на часы. Обычно, когда вынуждена часто смотреть
– Я пойду? – уныло спросила Катрин.
– Э-э-э… – сконфуженно протянул Ваня. – Может, на кухне пока…
– Нет, нет! – перебила Нина. – До свидания! Всего хорошего!
Катрин направилась к дверям.
– Провожу, – устремился следом Ваня.
Но Нина схватила его за руку:
– Сама уйдет. Катрин! Захлопните дверь, там автоматический замок.
Когда раздался щелчок закрываемой двери, Ваня опустился в кресло, потер лицо.
– Что случилось, Нина?
– Не знаю, с чего начать. Лучше сразу с выводов. Давай поженимся!
Ваня захлопал глазами, снова потер щеки, будто они онемели или неукротимо зудели. Он молчал. Абсолютно глупо, непонятно и недопустимо молчал! Не бросился благодарно, не обнял, не пал ниц, не возликовал. И это Ваня? Ее Ваня? Нина всегда считала его своей собственностью, как маму или папу. Ваня влюблен в нее давно, прочно и на всю жизнь. Он не может перемениться, как гора не может переехать на другое место. Гору реально только взорвать. Ваня не выглядел взорванным, только слегка осыпавшимся.
– Почему ты молчишь? – нетерпеливо воскликнула Нина. – Не рад? Но ты же хотел! Умолял! Уговаривал! Убеждал!
– Могу спросить, чем вызвано твое желание? – с трудом выдавил Ваня.
Нина не стала кружить вокруг да около.
– Я беременна.
Ваня уставился на Нинин плоский живот. Если бы Ваня отличился, то, по срокам, живот был бы размером с баскетбольный мяч, а Нина рожала бы завтра или позавчера.
– Это не от меня?
– Нет. А какая разница?
– Ну ты даешь! – строптиво насупился Иван. – Прилетаешь, требуешь немедленно жениться… чтобы я признал… а сама с другим… от другого…
– Так! Отказываешь? Спасибо! Извини за беспокойство! Только обращаю твое внимание: перечеркиваешь всю нашу прежнюю жизнь, детство, юность и…
– Первой ты перечеркнула!
– Не перебивай! Ваня! Как ты не понимаешь? Я в ужасном положении! Дважды ужасном! Потому что их двое!
– Кого? У тебя было двое…
– Не было, а есть! У меня там, внутри, – Нина ткнула пальцем в живот, – два зародыша. Представляешь?
– Нет, – честно признался Ваня. – Не представляю. А кто их тебе…
– Не важно! Ванечка, миленький! Осталось тридцать пять минут. – Нина показала ему руку с часами. – Через тридцать пять минут, уже тридцать четыре, я должна явиться в клинику, где мне сделают аборт. Только от тебя зависит, убить детей или оставить!
– Да почему от меня-то?!
– А к кому я еще могу обратиться? Кто меня спасет, если не ты, самый верный и надежный?
– Нина, не плачь, пожалуйста! Давай подумаем над ситуацией.
– Некогда думать. – Нина ладошкой вытерла щеки. – Тридцать две минуты. Если сейчас уйду, только-только успею.
Теперь для Вани наступил момент истины. От него требовалось быстро и кардинально изменить свою судьбу. Она, судьба, недавно поменяла рельсы, перепрыгнула на новый путь. А раньше ходила по единственному маршруту до станции «Нина».
– Я буду хорошей женой, – всхлипнула Нина. – Обещаю! Верной и преданной. Ва-а-анечка! Пожалу-у-уйста!
Когда Нина плакала, его сердце переворачивалось. Он с детства знал, где находится сердце. Разобьет Нина коленку или подружки ее обидят, рыдает, а Ваня чувствует, как в груди что-то сжимается, – сердце. И в эти минуты Нину он любил особенно, потому что никто другой не вызывал таких ощущений. Даже мама, если болела, внушала страх потери, а не сладкую истому.
– Хорошо! – сдался Ваня. – Давай поженимся. Только не плачь!
– Правда? Ты на мне женишься? Ой, спасибо! – слезы мгновенно высохли. – В конце концов ты всегда этого хотел. И платье свадебное у меня есть, в шкафу висит, – пыталась пошутить Нина, – не пропадать же дорогой вещи.
– В конце концов, не пропадать, – механически повторил Ваня.
Его сердце, в отличие от прежних приступов, кувыркалось слабо и недолго, быстро утихомирилось. И наваливалось осознание только что принятого решения. Оценить его последствия Ваня не мог. Его математический ум требовал четких задач – из имеющихся данных построить уравнение и решать известными способами. В эмоциях и чувствах никакой определенности не было, сплошной сумбур.
Нина, Катрин, двойняшки, которых заделал Нине какой-то подлец, родители, мечтавшие, что он женится на Нине, их тоже со счетов не сбросишь, да и прошлые свои надежды и мечты, как и нынешние открытия, связанные с Катрин… Простенькое уравнение с одним неизвестным членом – Нининым ухажером-прохвостом, а голова кругом.
Отец Вани говорил: «Если не знаешь, как поступить, действуй как благородный человек». Обещав беременной неизвестно от кого Нине жениться, он поступил как благородный человек? Похоже. Но никакой радости не испытывает. Благородство, оказывается, сродни зубной боли.
Все! Часы остановились. Явно и зримо – стрелки наручных часов замедлили ход, еле ползут. Нина спасена. Точнее – спасены два отродья гулящего промальпа. А кто сказал, что от Сергея родятся плохие дети? Таких уродов, что ей приснились, в природе не бывает. Очень даже симпатичные близнецы появятся, мальчики или девочки. И Ваня станет прекрасным отцом. По требованию, периодическим отцом, потому что от работы, науки, его оторвать непросто. И не надо, сама справлюсь. Сейчас-то что делать? Торопилась, торопилась и вдруг – бац! Остановка. Девушка, ваши требования удовлетворены. Как станете действовать? Наверное, нужно подойти к Ивану, обнять, поцеловать? Ой, не хочется! Потом в постель с ним лечь? Мамочки! Никуда не денешься! Подождите, не торопите, после свадьбы! Морально подготовлюсь, соберусь и не стану кочевряжиться. Действительно буду тебе, Ванечка, хорошей женой. Эмоции – в узел. Чувства – в кулак. И все ради детей, которые свалились на мою голову… то есть не на голову, а в другое место, и в ходе мероприятия, которое для меня больше никогда не будет сладостным…