Манъёсю
Шрифт:
Окадзаки Томицу, посвященные изучению “Манъёсю”, а также его переводы песен антологии.
В русском японоведении в дореволюционное время были изданы отдельные песни “Манъёсю” главным образом в переводе с западноевропейских языков. В советское время ряд переводов песен с японского был опубликован в сборнике “Японская поэзия”.
Переходя к характеристике памятника, надо сказать, что несмотря на монументальные многотомные труды японских филологов, даже самые общие данные, касающиеся антологии в целом, все еще не потеряли дискуссионного характера. До недавнего времени даже транскрипция названия памятника была предметом особого обсуждения и спора. И только в 40-х годах комиссия по изданию “Манъёсю” при научном обществе “Ниппон-гакудзюцу синкокай” пришла к заключению считать установленной транскрипцию с двумя долгими гласными: “ё” и “ю”. Эта транскрипция и является общепринятой.
До сих пор подвергается дискуссии вопрос о толковании названия антологии. Согласно толкованию Сэнгаку, оно означает “Собрание мириад листьев или лепестков [речи]” (“ман” — “десять тысяч”, в данном случае показатель множественности, “ё” в японском чтении иероглифа “ха” — “листья”, “лепестки” он рассматривал как сокращение “кото-но ха” — “листья”, “лепестки речи”, т. е. “слова”, “cю” — “собрание”, “сборник”). Этого толкования придерживались в свое время и Када Адзумамаро и Камо Мабути.
Кэйтю, а за ним и Камоти Масадзуми придерживались другого толкования: “ё” в слове “Манъёсю” объясняется ими как “век”, “поколение”, а название толкуется как “Собрание многих поколений”.
Впоследствии выявилось еще одно толкование “ё” — как “листьев [деревьев]”, которое иногда объединяют с толкованием Сэнгаку, поскольку в обоих случаях “ё” толкуется как “листья”, а не “века”.
Среди современных комментаторов “Манъёсю” нет единого мнения. Такэда Юкити настаивает на толковании “ё” как “века”, так как сочетание двух первых иероглифов названия “манъё”, употребленных именно в таком смысле, встречается в старых
А. Глускина
ТОМ 1
КНИГА ПЕРВАЯ
1
Песня, сложенная императором [Юряку] [5]
Ах, с корзинкой, корзинкой прелестной в рукеИ с лопаткой, лопаткой прелестной в руке,О дитя, что на этом холме собираешь траву,Имя мне назови, дом узнать твой хочу!Ведь страною Ямато, что боги узрели с небес,Это я управляю и властвую я!Это я здесь царю и подвластно мне все,Назови же мне дом свой и имя свое!5
п. 1«Правление императора Юряку» (457–479) — в тексте "Правление верховного владыки, ведавшего Поднебесной во дворце Асакура в Хацусэ". Правление императора обозначалось указанием на его местопребывание, так как по древнему японскому обычаю с приходом к власти нового императора особым гаданием определяли его местопребывание и строили новый дворец. (Только с VIII в., следуя китайским обычаям, впервые утвердили столицу Нара как постоянный центр страны.) Такие описательные обозначения японских императоров связаны, видимо, с существованием в древней Японии религиозных запретов, так как по древним японским верованиям произнесение имени могло навлечь беду на его носителя. Наличие словесных табу подтверждается рядом песен Манъёсю.
Верховный владыка (сумэра микото) — обычный титул императоров, которым, согласно древним мифам, приписывалось божественное происхождение. Император (этим принятым в японоведении переводом слова «тэнно» пользуемся здесь условно) был в те времена вождем общеплеменного союза, объединявшим функции правителя страны и верховного жреца ("мия" «дворец», а также "храм").
Дворец Асакура — резиденция императора Юряку, находился в селении Асакура в местности Хацусэ уезда Сики провинции Ямато.
В песне представлен старинный народный обычай, связанный со словесным табу и встречающийся неоднократно в песнях Манъёсю: девушка не смеет назвать свое имя постороннему, так как назвать себя кому либо значило бы доверить ему свою судьбу, дать согласие на брак.
Песня рисует обычную картину быта древней Японии, когда девушки, держа в руках корзины и особые лопатки с заостренным концом, занимаются сбором трав, кореньев, овощей, которые шли для приготовления пищи Когда же плоды или травы собирают, чтобы принести их в подарок, в песнях обычно фигурируют юноши, мужчины. Эта песня одна из очень популярных песен Манъёсю.
Авторство Юряку подвергается сомнению.
2
Песня, сложенная императором [Дзёмэй] [6] во время восхождения его на гору Кагуяма, откуда он любовался страной
В стране ЯматоМного разных гор,Но выделяется из них красой однаГора небес — гора Кагуяма!Когда на эту гору ты взойдешьИ там просторы взором обведешь, —Среди равнин страныВосходит дым густой,Среди равнин морейВзлетает чаек рой,О, вот она — чудесная страна,Заветный край мой — Акицусима!Как крылья стрекозы, простерты острова,Страна Ямато — вот она!6
п. 2«Правление императора Дземэй» (629–641) — в тексте: "Правление верховного владыки, ведавшего Поднебесной во дворце Окамото в Такэти" (см. п. 3).
Дворец Окамото — находился в уезде Такэти провинции Ямато (см. п. 1 о дворце Асакура).
Кагуяма — одна из трех гор провинции Ямато (Кагуяма, Миминаси, Унэби), неоднократно воспеваемых в песнях, и прославленных в легендах; иногда называется Амэ-но Кагуяма — небесная гора Кагуяма, так как, согласно легенде провинции Ие, эта гора спустилась с небес.
"Среди равнин морей" — равнины морей (унабара) в этой песне многими комментаторами толкуются как вид озера Ханиясу, но мы считаем, что этот образ здесь дан в широком плане (всей страны).
3
Песня Хасихито Ою, [7] сложенная и преподнесенная по повелению императрицы [Когёку], когда император [Дзёмэй] охотился на полях Утину
Раздается тетивыОтдаленный звук,Словно ясеневый лук,Прогудев, спустил стрелу,Лук, что держит при себеМирно правящий странойНаш великий государь,Лук, что рано поутруОбнимает он рукой,Лук, что поздно ввечеруОн берет всегда с собойВерно, на охоту онВыходит поутру,Верно, на охоту онВыходит ввечеру,Словно ясеневый лук,Что он держит при себе,Прогудев, спустил стрелу, —Раздается тетивыОтдаленный звук…7
п. 3–4Хасихито Ою — имел звание мурадзи, был чиновником в составе посольства в Китае в 5-м г. правления императора Котоку (649 г.). В Манъёсю — две его песни.
Императрица Когеку — в тексте: "Накацу сумэра микото" — титул императрицы, имя не указано (см. п. 1) — здесь: жена императора Дземэй. После смерти мужа царствовала под именем Когеку (642–644). В 645 г. уступила трон своему брату Котоку, после его смерти вновь вступила на престол под именем Саймэй (655–661).
Авторство Хасихито Ою подвергается сомнению. Некоторые комментаторы приписывают песню самой императрице.
4
Каэси-ута
На сверкающих яшмой широких полях Утину,В ряд построив коней,Выезжает охотиться он поутру,И, наверное, кони безжалостно топчутЭти густо заросшие свежей травою поля…5
Песня, сложенная принцем Икуса, [8] когда он любовался горами во время путешествия в свите императора [Дзёмэй] по провинции Сануки, в уезде Ая
Поднимается туман.Долгий день весныКлонится уже к концу —Незаметна эта грань…Словно на кускиПечень вся разбита —Сердце у меняГорестно болит.Птицей нуэкоГромко плачуВ тайниках сердца своего.В те минуты хорошоПеревязь жемчужнуюНа себя надеть,Помолиться бы о том,Чтоб вернуться нам домой!Но в полях, где путь вершитНаш великий государь —Бог, что так далек от нас, —Ветер злой, что дует с гор,Поутру и ввечеруТреплет рукава моиЗдесь, где я томлюсь один…Оттого затосковалДаже я, который мнилХрабрым рыцарем себя.Находясь сейчас в пути,Где зеленая8
п. 5Принц Икуса — о нем ничего не известно. В Манъёсю — две его песни. В старину икуса-но окими называли главных полководцев. Но так как в песне говорится о путешествии императора к мосту отдыха, то вероятнее, что речь идет о принце Икуса. Иначе в заголовке было бы указано имя полководца.
В примечании к песне сказано, что в «Нихонсеки» о путешествии императора в провинцию Сануки не упоминается, а также ничего не известно о принце Икуса. Однако в «Руйдзю-карин» (сборник песен, составленный поэтом Яманоэ Окура, один из частных сборников, которые цитируются в Манъёсю, не сохранился) и в "Записях провинции Ие" ("Иекуни-фудоки") говорится, что Дземэй в 11-м году своего правления (640 г.) 14-го дня 12-го месяца совершил путешествие во дворец, что у горячих источников в провинции Ие. Полагают, что на обратном пути в 641 г. он заезжал в провинцию Сануки.
Словно на куски печень вся разбита — в старину верили, что в печени находится душа человека.
Нуэко (нуэкодори, нуэдори, современное торацугуми, Turdusaurens aurens) — птица с громким пронзительным криком. Обычно служит сравнением с громко плачущим или стонущим человеком.
Перевязь жемчужную — макура-котоба к слову «надевать», «надевают», когда обращаются с молитвой к богам о благополучном возвращении и т. п.
6
Каэси-ута
Прилетевший с гор холодный ветерДует необычною порой…Каждой ночью, спать ложась в разлуке,О любимой, что осталась дома,Полон я заботы и тоски!7
Песня принцессы Нукада
Все думаю о временном приютеВ столице Удзи,О ночах былыхПод кровлей, крытою травой чудесной,Что срезана была на золотых полях…9
п. 7«Правление императрицы Когеку» — в тексте: "Правление верховного владыки, ведавшего Поднебесной во дворце Асуканокавара"(см. п. 1).
Дворец Асуканокавара — находился на западном берегу реки Асука в уезде Такэти провинции Ямато (см. п. 1).
Принцесса Нукада (вторая половина VII в.) — младшая сестра принцессы Кагами, одна из лучших поэтесс Манъёсю. Ей принадлежат три нагаута и десять танка. В песнях Манъёсю она выступает как предмет любви и раздора двух братьев — императоров Тэмму и Тэндзи. Вначале была возлюбленной младшего брата — принца О-ама (будущего императора Тэмму), родила ему дочь (принцессу Тоти — см. п. 22). Впоследствии стала женой старшего брата — императора Тэндзи и уехала к нему во дворец Оцу, в провинции Оми. Последние годы жизни провела в Ямато.
Временный приют (карио) — любая временная постройка для ночлега, обычно шалаши из камыша или тростника, а также сторожки на рисовых полях для охраны урожая от птиц, животных и т. п.
Столица Удзи — здесь место, где находился дворец императора, а не место его постоянного пребывания и административный центр. В старину, во время путешествия императора, любые временные помещения, где он останавливался в дороге, назывались "временными дворцами" (кари-мия) или "дорожными дворцами" (юки-мия), а места, где находились эти дворцы, — столицами только потому, что там останавливался император.
Обстоятельства и время создания песни неизвестны. В «Руйдзю-карин» песня приписывается императору Котоку, совершавшему в 648 г. путешествие в провинцию Оми (примечание в тексте). Некоторые комментаторы приписывают авторство императрице Когеку-Саймэй (см. п. 8). В авторских указателях она по традиции числится за Нукада.
8
Песня принцессы Нукада
В Нигитацу в тот час, когда в путьСобирались отплыть кораблиИ мы ждали луну,Наступил и прилив…Вот теперь я хочу, чтоб отчалили мы!9
Песня, сложенная принцессой Нукада во время путешествия императрицы [Саймэй] к горячим источникам в провинции Ки
На ночную луну [11] Подняла я свой взор и спросила:“Милый мойОтправляется в путь,О, когда же мы встретимся снова?”10
п. 8«Правление императрицы Саймэй» — в тексте: "Правление верховного владыки, ведавшего Поднебесной во дворце Окамото в последующее время" (см. п.1)
"…во дворце Окамото в последующее время" — указано в отличие от предыдущих заголовков, где было: "во дворце Окамото" и речь шла о Дземэй, царствовавшем там до Саймэй (см. п. 2).
Императрица Саймэй (655–661) — императрица Когеку (см. п. 3). В 660 г. корейские княжества Кома и Кудара, просили военной помощи у Саймэй. Она отправила туда войска, которые сама возглавила, и умерла в пути в Асакура, в провинции Тикудзэн, на о-ве Кюсю 68 лет.
Песня сочинена принцессой Нукада в 661 г., когда Саймэй отправлялась в военную экспедицию для покорения Сираги — одного из трех княжеств Кореи, и Нукада, бывшая в свите императрицы, сложила перед отплытием эту песню.
В «Руйдзю-карин» эта песня приписывается императрице, которая, "отправляясь на остров Кюсю, приплыла в Нигитадзу, в провинцию Ие и, преисполнившись грустных воспоминаний о своем пребывании здесь с покойным супругом — императором Дземэй, сложила эту песню" (примечание к тексту). Однако заголовок песни и традиция закрепили авторство за поэтессой Нукада. В то же время комментаторы указывают и на народные истоки песни: среди анонимных песен Манъёсю имеется аналогичная.
11
п. 9 Есть много вариантов расшифровки песни; приведен наиболее древний, приписываемый Сэнгаку (XIII в.).
Появление образа луны в Манъёсю во многих песнях приписывают влиянию китайской поэзии. В народных японских песнях основное внимание уделяется солнцу, облакам, ветру, дождю — всему тому, от чего зависит урожай. Из Манъёсю образ луны перешел в японскую классическую поэзию Х—Х111 вв., где получил широкое хождение в песнях осени, любви, разлуки.
10-12
Песни, сложенные императрицей [Когёку-Саймэй] [12] во время путешествия к горячим источникам в провинции Ки
10
О, долог будет ли твой векИ мой, я знать хочу!В Ивасиро, где скалы долговечны,Завяжем на холмеНа счастье стебли трав!11
Мой любимыйМастерит шалаш, [13] Если мало будет тростника,Под сосною маленькою здесьНакоси траву, прошу тебя!12
п. 10Императрица Когеку-Саймэй — в тексте: "Накацу сумэра микото" (см. п. 3). Имя не указано, есть основания полагать, что это — Когеку-Саймэй, потому что в п. 3 императрица фигурирует под этим титулом и, кроме того, из «Нихонсеки» известно, что именно она совершала неоднократно путешествия в провинцию Кии. В Манъёсю — три ее песни, подписанные этим титулом (10–12).
Завяжем на холме на счастье стебли трав! — имеется в виду старинный народный обычай (куса-мусуби) "завязывание трав" или (кусанэ-мусубу) "завязывание корней трав" (стеблей, ветвей деревьев), сопровождавшееся молением об исполнении желания (о благополучном пути, о долгой жизни или, как здесь, — о неизменной любви) и т. п. Первоначально, по-видимому, молили о долголетии и завязывание было магическим актом: не дать душе уйти из тела, — потом оно стало молением о счастье вообще, о благополучном пути и т. п.
13
п. 11Шалаш (карио) (см. п. 7, временный приют). Песня сложена во время путешествия.