Маневры памяти (сборник), Глинка Михаил Сергеевич

Маневры памяти (сборник)

на обложку

Глинка Михаил Сергеевич

Шрифт:

«Угораздило же меня…» – писал Пушкин.

Владимира Эдуардовича угораздило родиться с несомненным, наследственным даром офицера и психолога – как бы иначе, не имей он такого дара, удалось бы ему вылечить нас, пятикурсников, уже не верящих никому и оскорбленных за все то, что получили за свое честолюбивое стремление стать кораблестроителями? И это еще после всего, что досталось на этом свете ему самому. Но в сравнении с нашим севастопольским сюжетом это противостояние заурядной ночной уголовщине так, видимо, трансформировало в его сознании и без того уже скукожившийся горизонт его существования… А тут еще этот почти опереточный сюжет с холодным оружием, не прадедушкиным, но оказавшимся таким ложащимся в руку в этой ночной ситуации… И, случись что дальше, конечно, пришлось бы оправдываться, если вообще не попасть под суд… Хотя за что? За что, действительно? И получалось, что за все. За то, что жизнь, не унимаясь, продолжает испытывать его на изгиб и на излом. Даже в гражданском уже, и в столичном, как будто, быте. И в этой жизни к нему, почему-то именно к нему, будто мало ему в жизни всего досталось, чуть не в постель лезет уголовник. Но, отстояв

свое жилище, он спохватывается и… И избавляется, но от чего? От лежащего на полу в прихожей содержимого карманов ночного вора. И еще – и это почти символика – того, кажется, уже последнего из предметов, связывавших его жизнь с прадедушками, что жили за несколько поколений до него…

– Ну, она хоть не фамильная? – спросил я.

– Да нет, – ответил он, понимая, что я спросил о рапире, и мне показалось, что Нора бросила в его сторону быстрый и вопросительный взгляд. – И даже не дореволюционная, – добавил он.

Но даже тогда я не знал еще и половины того, что впоследствии рассказал мне его сын. О попытке вербовать отца в доносчики, о штрафбате и лагере, об огнемете и караванах PQ.

Но проблемы его гражданской жизни мельчали, как мелело – может, то знак вовсе не несчастья, а как раз преддверие некоего очеловечения – мелело время. И ту рапиру, которую мой командир роты куда-то окончательно унес, заменили… ее гравированные на красномедных пластинках изображения. Да, именно изображения. Когда в очередной раз, и до этого раза опять прошел, может, год, а может, и два-три, я опять появился у Бревернов – он подарил мне очередную красномедную пластинку. Изображение было несколько иным, но изображаемое – тем же.

Да, в Москве, и это было очевидно, наш командир роты оказался в кругу проблем и положений совершенно иного типа, чем те, что он решал когда-то в Севастополе. И, приходя с работы, он гравировал медяшки.

– Отправить в отставку такого офицера?! – вспоминал я слова своего любимого дядьки. – Офицера с такими качествами командира?? Он же ведь в вас душу вдунул!

Остается добавить, что удалось ему это (я здесь про душу) в те короткие месяцы, что нам до выпуска остались.

И наш командир роты – тут я наверно повторяюсь – был, стал, явился – той особенной личностью, если не тем специнструментом, который в той ситуации, возможно, единственный и смог решить эту элементарную головоломку. Возможно, на горизонте опять оказался какой-нибудь из давних и чудом уцелевших друзей его отца, быть может, ему самому удалось достучаться до кого-то из военную власть имущих. О том, чего ему для нас удалось добиться, уже было сказано выше. Нам, оказывается, и нужно-то было чуть больше свободы. И всего-то. И мы это получили из его рук. И это казалось нам небывалой победой. Следствием такого рода льготы является управляемость.

Но для разумного решения даже в самых экстремальных ситуациях порой и требуется-то сущая малость. Вспомним кренящуюся палубу «Новороссийска» и неподвижно стоящий на ней строй матросов, ожерелье спасательных судов вокруг и берег в ста метрах, до которого большая часть этих чего-то ждущих ребят никогда не доплывет.

XXII

Приведенные примеры (а набрать их автор может сколько угодно) – это примеры абсурда десятилетий, теперь уже давних. Шкаф цензора, набитый томами с иезуитскими запретами; командиры атомных лодок, снимающие жилье у отсидевших воров и тружениц столичной панели; целые курсы в училищах, которых учат так, словно задачей является выпустить недоучек.

А все-таки жизнь была… Вопреки перечням запретов, логика которых непостижима, вопреки маскарадам, которые никого не могут обмануть… И мои сверстники выучились в конце концов, как это ни странно, не хуже других, а некоторые из них потом даже проектировали подводные лодки. И даже кое-кто получал премии, да еще какие премии – например, за участие в проектировании этой, двухкорпусной, колоссальной… [24] И кое-кто из бывших нахимовцев стал ведущим специалистом, а некто (уже совершенно непонятно как) – историком, да еще каким докой в области престолонаследия. [25] А еще один – побыл два года министром просвещения… [26]

Это лауреат Ленинской премии Эдуард Гаврилович Карпов. Выпускник Тбилисского Нахимовского уч-ща. На днях (пишу это в марте 2017) пойду на празднование его 80-летия. Пойду с удовольствием – голова у него вполне на месте. Ему, к счастью, повезло, он все пять лет учился на одном факультете – кораблестроительном.

Ростислав Григорьевич Красюков (1935–2008), выпускник Ленинградского Нахимовского военно-морск. уч-ща 1954 г., инженер-капитан 1-го ранга, лауреат Гос. премии (разработки торпедного вооружения). Вторая профессия – генеалогия. Автор ряда публикаций по вопросам российского престолонаследия. В течение нескольких лет был инициатором и добровольным помощником в деле записи воспоминаний жившего в 1960-х годах в г. Владимире В. В. Шульгина (в прошлом одного из лидеров Первой Гос. Думы 1906–1917 гг., присутствовавшего вместе с А. И. Гучковым в вагоне поезда подо Псковом при отречении Николая II от престола).

Эдуард Дмитриевич Днепров (1936–2015), выпускник Ленинградского Нахимовского военно-морского училища 1954 г. и ВВМУ им. М. В. Фрунзе. Первоначально морской офицер. После ухода в запас активный сторонник реформ в системе школьного образования. Первый министр образования Российской Федерации (1992–1994 гг.), академик. Автор многочисленных

трудов и инструкций (период перестройки) по теории, модернизации и практике преподавания в школах.

Нет. Жизнь все-таки была… Из воспоминаний, столь сильно приправленных ощущением абсурда, приятно выделить особенно те фигуры, которые как будто не только не противостоя, но и повинуясь этому абсурду, однако при первой же возможности посильно его опрокидывали – так с теплым чувством автор вспоминает даже того военно-морского цензора, в котором разумное быстро перемахнуло через колючую проволоку его должности, а также не хотел бы забыть и информатора с родного училищного курса. Общими усилиями с еще несколькими друзьями автор более или менее вычислил этого очень толкового однокурсника, который так и ушел с нашего горизонта не раскрытым. Не исключено, что он занимал эту, как теперь говорят, нишу добровольно – поскольку был очевидно умнее нас и уже тогда понимал, что в том давнем уже государстве, где подпольные услуги пронизывали все сверху донизу, пустым подобное место долго не останется. И сделал он такой шаг, опять же не исключено, из побуждений отнюдь не черных. А если это так, то более гуманно, более бережно по отношению к нам использовать это эксклюзивное место, чем делал это он, было просто нельзя. Если не многих, то, во всяком случае, некоторых из живущих рядом с ним плечом к плечу от лихой судьбы он просто спас. Он выбрал себе трудную роль. Впрочем, так, чтобы не было выбора, не бывает. Выбор есть всегда.

Даже тогда, когда кажется, что его уже нет.

2003–2017

Двор Адмиралтейства. Лето 1957 года. Перетягивание каната – «электрики» против «паросиловиков» (те за кадром). Автор книжки – ближайший из электриков.

Летний лагерь училища им. Дзержинского. Сентябрь 1954 года. Выпускники-медалисты Ленинградского и Тбилисского Нахимовских училищ. Нижний ряд (слева направо): В. Кулешов, А. Колмаков, Д. Гроховский. Средний ряд: В. Протченко, Э. Карпов, В. Жежель. Верхний ряд: М. Глинка, В. Соколов, Н. Попов.

М. Глинка и А. Колмаков. Севастопольское училище подводного плавания. 1959 год

Полк Ленинградского Нахимовского училища на параде в Москве 7 ноября 1952 года. Слева направо: М. Глинка, Ю. Пономарев, Ю. Логинов, капитан 3-го ранга Осипенко.