Мангуп
Шрифт:
– Князь, это не по-христиански!
– А как по-христиански?
– Заколоть мечами.
– И какая разница? От меча они не умрут?
– Умрут, но не будут долго мучиться.
– Хорошо, тогда заколите мечами, а потом насадите тела на колы и поставьте эти колы вокруг Алустона. Чтобы турки знали, какая их ожидает встреча на земле Феодоро. А сейчас приведите ко мне пашу.
Через некоторое время в комнату ввели дородного турка, смотревшего надменным взглядом на сидящего к нему спиной молодого князя. Александр повернулся к турку, глянул на него ледяным взглядом серых глаз, словно сама смерть, холодная и страшная, заглянула в османскую душу. И слетела с турка вся надменность, задрожал он, пытаясь спрятать глаза, а лицо его искривилось, словно он вот-вот заплачет.
– Ты приказал убить князя и его дочь?
– Нет, нет, нет!!!
– Кто?
– Не знаю…
– Лжёшь! Это ты командовал войсками, и без твоего повеления волос бы не упал с головы князя и его дочери. Сейчас твой череп будут медленно сжимать в обручах, пока глаза не вылезут и кости не треснут. Тогда ты заговоришь!
– Да, это я приказал. Потому что….
– Можешь не стараться. Я знаю почему…– Александр повернулся к Игнатиди и приказал:
– Этого на самый высокий и толстый кол, остальных, как я сказал.
– За меня султан даст большой выкуп,– забормотал паша.
– Православный князь жизнь князей на деньги не меряет. Смерть за смерть. Так будет справедливо.
Когда пленные, в том числе и захваченный паша, были казнены, а их тела насажены на колья, врытые вокруг Алустона, Александр приказал армии оставить Алустон, и на базе Фуны организовать рубеж обороны, а сам с вестиаритами поскакал в столицу.
Глава 20. Между небом и землёй, миром и войной.
– Что у тебя с рукой?– спросила София. – Ранили в бою?
– Нет, сам себе палец отсёк.
– Случайно?
– Не случайно. В память погибших князя Матвея и его дочери.
София посмотрела на Александра пристально, потом подошла ближе, погладила его по щеке и заглянула в глаза.
– Тебе больно?
– Да, очень больно.
Она обняла его, прижалась к его груди и сказала:
– Я тоже когда-то была влюблена в одного молодого боярина. И он тоже погиб. Понимаю, как тебе тяжело. Но у тебя есть я, и есть наш ребёнок. Ты не можешь страдать слишком долго. Всё скоро забудется.
– Её я уже не любил. Я люблю тебя, Но смерть такой красивой, такой молодой девушки, с которой меня связывали детство, юность – это больно. Притупится боль. Но ничто не забывается, всё остаётся в нас навеки. Я понимаю, что жизнь состоит из потерь. Только примириться с этим трудно.
– Какой она была, Марина?
– Такой же, как ты: сильной, гордой, жизнелюбивой, способной на самые отчаянные поступки во имя любви. И вот теперь её нет, не будет никогда. Она не родила ребёнка, о котором так мечтала, не вышла замуж. Кроме отца и двух собак, у неё, по-существу, не было никого. Все её родственники погибли от моровой болезни.
– Я так понимаю, что князь Матвей тебя предал. Он заслужил смерть. А его дочь, неужели, она ничего не знала о предательстве отца?
– Марина ничего не знала. Она была чистая душа, хоть и безрассудная в страсти. Князь Матвей больше всего боялся за свою дочь. Ради дочери, чтобы сохранить ей жизнь и какое-то благополучие, он пошёл на это предательство. Я его не осуждаю. Ко мне он всегда относился плохо, как к совратителю его Мариночки, ведь я старше её на два года. Предать совратителя ради жизни дочери – действие почти благое. Не стал я ему объяснять, что никто никого не совращал, а виновата молодость, виновата любовь. Мой отряд уничтожил турок, шедших по мою голову, а Марина спасла меня, помогла вырваться из крепости. За всё это турки убили их обоих. Марина погибла из-за меня и из-за своего отца. Так сложилось, и ничего уже не поделаешь.
За окнами дворца багровела вечерняя заря. После жаркого дня, проведенного в седле, хотелось освежиться, искупаться.
– Поехали на озеро,– предложил Александр.
– Это то, которое видно отсюда, сверху?
– Да, оно совсем близко.
– Я хочу на море. Но твой палец…
– Поехали на море,– согласился Александр. – А палец уже не болит.
– Поедем одни, без вестиаритов, мандария?
– Поедем без охраны,– согласился Александр.
– Ура!– почти взвизгнула от радости София, и крепко чмокнула Александра в губы.
– Но ведь тебе нельзя ехать верхом, ты беременна! Хорошо, прикажу запрячь повозку, накидать туда свежего сена. Готовься,– сказал Александр.
Уже зашло солнце, на небе показались первые звёзды, когда князь с женой сели в двухколёсную повозку, набитую сеном. Сверху сено было закрыто мягкими покрывалами. Спустились с Мангупа, и пара лошадей помчалась по петляющей среди деревьев дороге. Александр с женой сидели рядом на душистом свежескошенном сене. Одной рукой князь держал вожжи, другой обнимал Софию за пополневшую талию. Иногда мимо проезжали одинокие всадники, в разрыве деревьев мелькали посёлки, где в это время доили коров и коз. Один раз их остановил военный патруль, но начальник патруля узнал князя, и вытянувшись перед повозкой, доложил обстановку, что всё нормально, подозрительных лиц не обнаружено. Они поехали дальше, мимо невысоких гор и редких ручьёв, мимо постоялых дворов и заброшенных древних руин.
– Скоро нам рожать?
– В сентябре, октябре.
– Как ты думаешь, мальчик или девочка?
– Я знаю точно: мальчик.
Князь бросил вожжи, обнял крепко Софию, и они оба легли на покрывала, глядя вверх. Звёзды сияли, словно мириады бриллиантов на чёрном бархате бездонного неба. Жара спала, и свежий воздух опустился на долины.
– Когда ты сражаешься в бою, ты боишься умереть?– спросила София.
– Нет. Почти не думаю об этом. Умирать на людях не страшно.
– А я боюсь. Ночью. Когда тебя нет рядом. От родов, от болезни. Что там, за чертой? Кто нас встретит: ангелы или черти?
– Тебя ангелы, меня – черти.
– Почему тебя черти? Ты грешен?
– Конечно. Я постоянно нарушаю заповедь Божью: «Не убий!».
– Для меня главное, чтобы ты не нарушал заповедь: «Не прелюбы сотвори!»,– рассмеялась София.
– Никого там нет. Пустота. Небытиё,– сказал Александр.
– Не веришь в Бога?– изумилась София. – Тогда ты действительно грешен! Ничего, хоть я и не очень ревностная христианка, но теперь буду за тебя молиться вдвойне.
Александр поцеловал жену, и её губы дрогнули под его губами, раскрылись, готовые принять, любить и наслаждаться. Лошади осторожно спустились по ложбине к самому морю. Это было любимое место Александра. Небольшая бухточка с мелкой галькой, а вокруг широкие камни, с которых было удобно прыгать в кристально чистую воду. Александр набросил вожжи на острый выступ скалы, помог Софии сойти на галечный берег. Князь отстегнул меч, сбросил простые полотняные штаны, рубаху и с волнением следил, как раздевается София. Наконец, упали к её ногам летние лёгкие одежды, и чуть пополневшее в талии от беременности, прекрасное тело, осветили ночные звёзды. Александр обнял жену, ласково прикоснулся губами к увеличившимся в размерах сосочкам её груди, погладил нежный животик, в котором уже жило крохотное создание, их ребёночек, и словно невзначай, а на самом деле вполне сознательно, опустил руку ниже. Засмеялась, нагнулась, ускользая от пальцев, оттолкнула руку.