Манифест Дзен. Свобода от себя
Шрифт:
Меня отравили, посадили в тюрьму без всякой причины... оштрафовали на четыреста тысяч долларов, а у меня не было с собой и одного доллара. Двадцать одна страна закрыла свои двери, именем закона, запретив мне въезд.
Временами политики кажутся самыми глупыми из окружающих нас людей. Они приняли в парламентах законы, что моему самолету нельзя даже приземлиться и заправить горючее на их аэродромах, потому что мое присутствие — в моем самолете и на аэродроме — может осквернить и разрушить их мораль, их двухтысячелетнюю религию!..
Меня выгнали из Греции —
Причина? Я даже не выходил за границы дома, но причина одна и та же снова и снова: я могу развратить их мораль, я могу разрушить их религию. И такой страх препятствовал людям двигаться глубже внутрь самих себя.
Моя секретарь, Анандо, говорит мне: «Ты плохой пример для просветления. Двадцать одна страна закрыта для тебя. Одна страна отравила тебя, заключила тебя в тюрьму, протащила тебя через шесть тюрем за двенадцать дней без всякого основания...»
И они признали сейчас, что не было прямой улики какого-нибудь преступления — «но мы просто хотели, чтобы Коммуна была уничтожена».
Удивительно, почему Америка должна беспокоиться насчет маленькой коммуны, которая жила в пустыне. Ближайшее поселение находилось в тридцати пяти километрах. Мы были самообеспечивающейся коммуной, и постепенно преобразовали пустыню в прекрасный оазис. Но ортодоксальные христианские фундаменталисты забеспокоились. Страх состоял в том, что молодые люди переходили в коммуну из их паствы.
А только что Генеральный прокурор Орегона сделал заявление: «У нас не было причины. Мы затратили пять миллионов долларов на расследование, чтобы найти какой-то состав преступления в его действиях». Они приехали в Индию, они приехали в Пуну, они побывали в Бомбее. Они даже отправились на место моего рождения, в мой университет, в школу, в колледж... всюду, чтобы найти какую-нибудь зацепку. Но им не удалось, потому что ничего не было.
Я ленивейший человек. Я не могу совершить преступление; это слишком большая работа. Если не делать ничего — это преступление, то я, безусловно, преступник. Если просто молчать, радуясь в своей собственной уединенности — это преступление, то я, безусловно, преступник.
Но если вы поступаете с каждым сознательным существом таким убийственным образом, безусловно, никого и не заинтересует само слово «просветление». Оно будет вызывать страх; вы будете в ненужной опасности. Конечно, только те немногие просветленные люди, которых вы убивали или пытались убить, помогли человечеству стать немного более сознательным.
Но люди видели, как массы поступили с Иисусом, как массы поступили с Сармадом. Массы создали препятствия для любого интересующегося своим собственным сознанием. Оно не имеет ничего общего с обществом, оно не имеет ничего общего с толпой. Но люди напуганы, они очень боятся тех, кто знает себя. Они имеют определенную власть, определенную ауру и определенный магнетизм — харизму, которая может освободить живых, молодых людей из традиционного тюремного
Христианство ясно определяет себя как воинствующую религию. Тогда это становится вопросом роста в количестве — не роста к высотам, но расширения империи. Это становится политикой, это больше не религия. Все так называемые религии это просто политические стратегии.
Просветленного человека нельзя поработить, — это трудно, — и его нельзя посадить в тюрьму. Его индивидуальность и его бунт затрагивают насущные интересы — священников, политиков, педагогов... «Лучше покончить с такими людьми, как Сократ — они вызывают смущение в умах людей».
Каждого гения, который познал нечто из внутреннего, неизбежно трудно привести к общему знаменателю; он будет разрушительной силой. Массы не хотят быть потревоженными, хотя бы они и были в несчастье; они и есть в несчастье, но они привыкли к несчастью. И любой, кто не несчастен, выглядит как посторонний.
Просветленный человек — это величайший чужак в мире; кажется, он не принадлежит ни к кому. Ни организация не ограничивает его, ни община, ни общество, ни нация. Его бунт настолько тотален, что делает бессознательную толпу враждебной. Такого человека нельзя вытерпеть при жизни; ему можно поклоняться после смерти.
Вы можете поклоняться Будде после смерти. Вы можете поклоняться Иисусу после смерти. Но еще ни один просветленный человек не был почитаем, любим слепыми, глухими и бессознательными массами. Это стало барьером. Вот отчего вы не находите так много просветленных людей.
Но если вы готовы рисковать, вы способны стать буддой в любой миг, когда вы решите, потому что вопрос не в том, чтобы куда-либо идти, это просто взгляд вовнутрь.
Здесь хорошо вспомнить индуистские мифы об истории сознания...
Первая эпоха человечества, самое начало, называется Сатьяюга — век истины. Каждый человек — это естественный будда, совсем как дитя — нет страха, нет жадности, совершенное равновесие. Чтобы изобразить равновесие, говорят, что первая эпоха была похожей на стол с четырьмя ножками, совершенно уравновешенный.
Вторая эпоха — одна ножка исчезает. Тем не менее, есть какое-то равновесие, но той прежней уверенности больше нет. Поскольку ножек три, вторая эпоха называется Третаюга; «трета» означает «три».
И третья — еще одна ножка исчезает, человек становится все беднее и беднее. Третья эпоха называется двапараюга; «двапара» означает две ножки.
А мы находимся в четвертой стадии. Это прекрасная символика: мы утратили все равновесие, мы стоим только на одной ноге. Сколько же мы простоим на одной ноге? И жизнь становится внутренне все беднее...
Эта метафора, изображающая эпохи, не просто метафора. Она, несомненно, имеет значение и смысл. Она показывает, что человек становится все менее и менее живым, все менее и менее тотальным, все менее и менее радостным. Печаль накапливается повсюду, и ночь кажется нескончаемой.