Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн
Шрифт:
О чем он там говорил, нам ведомо не было. Но вышел из бендежки возмущенным, стал вскидывать вверх руки, клясть власть верховную и чуть ниже, бубнить, что в цивилизованном мире за подобные штучки если по головке гладят, то только против шерсти.
На этом запале он и сел в свою «волгу» и поехал, забыв вытащить из горловины своего бака заправочный пистолет. В сердцах газанув, он вырвал шланг, который и пошел хвостом мотыляться следом за ним.
Тут выскочила заправщица.
– Догоните его! – завопила.
Но как догонишь, когда мы без бензина.
Однако в ней произошел
– Заправляйтесь!
У меня, правда, вертелся на языке вопрос: откуда же, мол, бензин-то взялся, ежели его несколько минут назад и в помине не было? Но я промолчал, потому как перспектива и дальше стоять с пустым баком не прельщала.
Перечитывая свои вирши, Виктор Николаевич открывал, что при этом имел распустившееся, как от выпитости, лицо. Куда-то в иной мир его творчество уводило. И – приходило успокоение. Хотя дома все продолжалось одно и то же. Жена завидовала соседке, муж которой свозил ее на Канары. «Ведь никто по образу и подобию!» – повторяла она где-то подхваченную фразу. А дочь изнуряла нытьем, что у нее нет таких нарядов, как у ее одноклассницы Руфи.
Но все это как бы проходило мимо него. Он был – там, то на улицах и трассе, то – за столом. И бессонность, на которую он себя обрек, ничуть не утомляла.
2
С тех пор как Аверьян Максимович Курепин был переведен из Светлого в уголовный розыск областного управления, он забыл, когда по-настоящему спал. Ибо разбои, убийства, разного рода кражи шли одно за другим. И эта масштабность угнетала.
Поскольку семья еще была в Светлом, он иногда вырывался туда на час или два и там вдруг открывал, что уже пришла весна, оглушенная пафосом грачей. Иногда их победоносный воплевый карк пытались пересвистеть скворцы, как бы давая понять о своей причастности к этому безумолочному действу. Но, ликуя, грачи не давали посторонним звукам главенствовать в чаще. Они были основной приметой весны.
Аверьян видел, что сынишка уже обгорел на солнце и начинала шелушиться яичная скорлупа его щек.
Луг же, возле которого он как-то случайно оказался, как всегда, расцвечивался медленно, с паузами. Сперва выходили из почвы желтоцветы. И потом только появлялась другая яркость.
А лес, кажется, оживленный птичьим гомоном, стремился залучить себе гостя.
Но уйти в его серые дебри не удалось – и тут нашли.
– Товарищ полковник! – откозырнул ему сержант. – В лесопосадке машина горит.
Он как бы покидает забалдевший от весенних запахов полдень и погружается в какое-то новое время суток, когда не замечаются ни восходы, ни закаты, ни ночная тьма, ни луна, ни солнце.
Курепин приехал в указанное сержантом место, когда пожарные уже залили огонь.
Новый начмил Ульбеков и начальник угро Озолов уже примеряли свои знания к тому, что произошло.
– Труп внутри машины есть? – спросил Курепин.
– В том-то и загвоздка, – ответил начальник милиции. – В салоне пусто.
– А в багажнике?
– Еще не открывали, –
Гарь удушающе ела глаза и заползала в горло.
Неожиданно возле лесопосадки оказалась Радмила Пичакчи. С такой странной фамилией она уже несколько лет библиотекарила в Светлом. И отличалась от многих девок поселка, что имела свою собственную машину.
Говорили, что она переехала в Волгоград, и теперь тут, видимо, как и Курепин, гостевала.
В городе изменился ее колер – она попестрела.
– Кто это сделал? – сдавленно вопросила она.
– Это ваша машина? – догадался Ефим Тимофеевич Ульбеков.
– Да! – ответила Радмила. – Я оставила ее у библиотеки…
Тем временем Аверьян Максимович раскрыл закипевший по краям багажник и увидел в нем скрюченный труп.
– Что это? – закричала Радмила.
Ей никто не ответил.
– Что же вы молчите? – вдруг вырвалось у нее. – Как он сюда попал?
– Вот это и надлежит узнать у вас, – несколько холодновато произнес Курепин, и она закричала, брызжа слезами. Потом, сорвавшись, кинулась в сторону поселка.
Ее никто не задерживал.
Как бы рассуждая вслух, Аверьян Максимович спросил:
– Почему же не взорвался бак?
– Наверно, потому что был полон, – ответил Ульбеков, ногой затаптывая какие-то еще чадящие тряпки.
– А может, – высказал предположение пожарный, – мы вовремя оказались рядом.
Пожарку действительно никто не вызывал. Машина возвращалась с учебного выезда, и водитель увидел пылающую «шестерку».
Курепина, если честно, угнетало, что все преступления, которые были связаны с убийством, всегда с самого начала таят в себе какую-то безнадегу их расследования. Так было, когда оказалась убита Алевтина Мяжникова, да и Матрена Криклякова убралась в иной мир тоже каким-то загадочным способом. И, главное, убийцы так и не были найдены.
А тем временем съездили за медицинским экспертом.
И тут же вновь появилась Радмила. И – не одна. Чуть ли не за шиворот волокла она с собой узкоплечего, явно не упирающегося паренька.
– Вот он, – вскричала Пичакчи, – угнал мою машину.
– Чей ты? – спросил его Курепин.
– Это Велька Тонкачев, – произнес пожарный. – Мой сосед.
Паренек увертливо петлял глазами.
– Так как тебя зовут? – подступился к нему Аверьян Максимович, почему-то прислушиваясь к грачиному граю, что доносился из лесу. Если честно, у него несколько отлегло на сердце. Сейчас сразу же оказался найденным угонщик.
– Велимир, – угрюмо ответил парень.
– Зачем ты угнал машину? – с наступательным фальцетом подторопил второй вопрос бывшего начмила Артем Озолов.
Велька, однако, глядел на Курепина. Меньше всего именно он внушал опасение, что сейчас начнут, как идет молва про милицию, бить.
– Хотел покататься, – ответил Тонкачев.
Под его подошву попала полураздавленная консервная банка, и он тихо похрупывал ею.
– И куда ты сразу поехал? – вновь задал вопрос Курепин.
– Вот сюда, к посадке, – указал Велька на то место, где они стояли.