Мания. Книга первая. Магия, или Казенный сон
Шрифт:
– Вы Коська? – даже, кажется, вопросительно шагнул к нему Георгий. И представился: – Корреспондент «Комсомольской правды» Прялин.
Парень пожал руку Георгия и произнес:
– Я не Коська, а Костя. Константин, значит.
– Извините, – начал было осознавать свою промашку Георгий.
– Но Коська у нас тоже есть, – сказал парень. – Жеребенка так величают.
И Георгий неожиданно понял, что такой легковатый человек вряд ли может быть паханом у отходников, потому спросил:
– Скажите,
– Конебрицкий, – ответил тот. И вдруг поинтересовался: – А зачем вам этот самый Прыга?
«Ага! – пронеслось в сознании Георгия. – Значит, сей тип знает о ком речь?»
– Да жалоба в газету поступила… – начал Георгий и вдруг заметил, как парень заюлил взором, поозирался и неожиданно раскрылся.
– Так это я писал!
– Но письмо анонимное.
– Теперь уже нет.
– Ну, значит, мне вас Бог послал, – произнес Георгий.
– Это еще как сказать.
– А что, есть сомнения?
– Да ничего вы ему не сделаете! – начал горячиться Конебрицкий.
– Да мы ничего и не собираемся делать. Хочется разобраться.
Над их головами вскричала иволга.
Костя вздрогнул.
– Страшный человек, этот Прыга, – сказал. – Так всех в бараний рог свернул, что никто и слова сказать не смеет.
– А вы это все откуда знаете? – спросил Прялин.
– Да я прораб на этой стройке. Только он меня ни к чему не подпускает. Везде все сам. А чуть кто скажет поперек…
– Ну и что тому бывает? – спросил Георгий.
– Никто не знает! Но только потом человек две недели взор от долу не подымает.
Конебрицкий чуть подоглянулся и произнес:
– Да, кажется, он сам сюда идет.
И, вскочив на велосипед, тут же скрылся в приречных кустах.
И Георгий увидел, что к нему действительно шел коренастый длиннорукий человек с соломенной шляпой на голове.
– Меня ищешь? – вдруг спросил он, не поздоровавшись и вообще не выказав никаких признаков, что обратился к человеку.
– Если вы – Прыга, то да, – степенно ответил Георгий. – Но утолите сразу любопытство: откуда вам стало известно, что я именно здесь?
– А вон ту ворону видишь? – он указал на ковыляющую на косе птицу.
– Ну?
– Так вот тут, – он постучал костяшками пальцев по стволу дерева, – хавира, гнездо, стало быть, ее, и коль она с него слетела молчака – значит, чужой человек.
– А когда же она орет? – спросил Георгий.
– Это если животина какая-нибудь тут отирается.
– А от своих, значит, не улетает?
– Так зачем ей от нас лететь, если мы ей хавать даем. То есть кормим.
Георгий погонял под подошвой камешек, повыпендривался, так сказать, чтобы не делать паузу слишком скучной, потом спросил:
– А откуда вы знаете, что я ищу именно вас?
– Листопадовка –
Он стал сворачивать «козью ножку». Однако табаком ее не начинил, а, сделав коленце у самого верха, взял в рот и устроил в зубах ей вирюхление. И так, если признаться, это нервировало Георгия, что он вдруг сказал:
– А чего же не закуриваете?
– Вредно, – просто ответил Прыга. – Болезнь какую-нибудь наглыкать можно. А зачем это трудящемуся человеку?
– Вот про ваш труд я и хотел с вами поговорить, – произнес Георгий и пригласил присесть на береговой терраске.
Прыга выслушал суть письма с тихой, этакой снисходительной улыбочкой, пару раз поднимал большой палец, чтобы молчаливо похвалить автора байки, потом – уже в конце – хрипловато захохотал.
– Лев Толстой и – не меньше! – воскликнул. – Вы его в Союз писателей примите.
– А кого? – спросил Георгий. – Ведь письмо анонимное.
– Ну хорошего мастера и по почерку можно узнать.
– Так вы кого-то подозреваете?
– Ну уж зачем так, начальник? Подозревает милиция. А я – знаю.
– Ну и кто, по-вашему, автор?
– А тот скес, который только что отсюда слинял.
– Да тут вроде бы и никого не было!
– Не темни! – вдруг перестал улыбаться Прыга. – И не туфтуй. Тебе это не личит.
Он подфутболил попавшую под носок сапога ракушку, потом заключил:
– Конебрицкий его кличут.
И поднялся было уходить.
– Ну так вы ничего мне не сказали, – остановил его Георгий.
– А о чем тут базарить, я бугор чистый, и вводить меня в закон не надо.
– А как это доказать? – неожиданно вырвалось у Георгия.
– Да так же, как это делает девка, чтобы убедить хевру, что целка.
– Не понял.
– А чего тут понимать? Кинь меня на четыре козанка, и сразу станет ясно, дающий я или оттаскивающий.
Если честно, до сего момента Георгию казалось, что он довольно хорошо знает воровской жаргон, или, как говорят блатыши, феню. Но Прыга говорил так непонятно, что становилось неловко прикидываться дурачком или лаптем.
– А еще потолковать с кем-либо из ваших можно? – спросил Георгий.
– А чего же? – Коська подщелкнул пальцем, и тут же из кустов вынырнул пацан, за поясом у которого был изящный – с резным надкопытьем – топорик.
– Свистани, – попросил его Прыга, – кого-нибудь.
И парнишка – одними губами – так заливисто затрелил, что у Георгия даже в ушах засвербело.
И уже через минуту сюда подходил широкий – хоть положи, хоть поставь – мужик с разлатыми, явно нажаренными черенком лопаты ладонями.
– Здравствуйте, – протянул он Георгию рукав своей куртки. И пояснил, почему так ручкается: – Лапы у меня грязные.