Маннергейм
Шрифт:
3 сентября 1941 года Ворошилов и Жданов в докладе Сталину писали: «Отход 43-й, 115-й и 123-й дивизий превратился в бегство с потерей всего артиллерийского, минометного вооружения и пулеметов… Большая часть этих дивизий вместо занятия рубежа отошла на юг в район Койвисто, открыв тем самым противнику дорогу на Белоостров и Сестрорецк…» [13] Вплоть до 20 сентября из-за линии фронта выходили одиночки и группы бойцов разгромленных дивизий.
Ставка Верховного главнокомандования делит Северный фронт на Ленинградский и Карельский. Командующим Ленинградским фронтом назначается генерал-лейтенант М. М. Попов.
13
ЦАМО.
В пятницу 29 августа 1941 года части IV финского армейского корпуса вошли в пустой Выборг, где еще дымились разрушенные здания и лежал поверженный памятник Петру I, стоявший на том месте, где он, по преданию, в 1710 году руководил осадными работами. Командир корпуса генерал Георг Карл Эш принял парад трех своих дивизий.
Главные силы II финского армейского корпуса устремились к старой госгранице (1939 года). После тяжелых боев пала Райвола. Остатки 23-й армии, деморализованные, быстро отступали. Почти отсутствовала организованная оборона. Финны получили возможность вырваться вперед, с ходу прорвать белоостровские укрепления и подойти к северным пригородам Ленинграда.
31 августа 1941 года они были в Ваммелсу (Черная речка) и Териоках. Части 18-й пехотной дивизии полковника Ааро Паяри вошли в деревню Майнила. Здесь в 14 часов артиллерийские орудия дивизии произвели символические выстрелы по Майниле в память о начале Советско-финской войны 1939–1940 годов.
В этот же день фельдмаршал Маннергейм отдает приказ перейти старую границу и продолжить наступление в направлении Александровка — Белоостров — Охта.
2 сентября 1941 года финские войска вошли в поселок Койвисто, но на других участках этого района еще два месяца шли бои. В этот же день части II финского армейского корпуса вышли на линию старой (1939 года) государственной границы. Накануне этого события Маннергейм отдал приказ, в котором говорилось: «Старая государственная граница на перешейке достигнута, нам надо вести борьбу до конца, установив границы, обеспечивающие мир…» Еще больше недели шли жестокие бои в районе Старого Белоострова.
1 сентября 1941 года в Миккели, в Ставку Маннергейма, прилетел генерал Альфред Йодль, которому было поручено убедить фельдмаршала в наступлении на Ленинград. В своих «Мемуарах» Маннергейм писал: «Я твердо придерживался своей точки зрения, и генерал Йодль, которому явно была дана строгая инструкция, не сдержавшись, воскликнул: „Да сделайте хоть что-нибудь для демонстрации доброй воли!“» Маннергейм умел жестко, но тактично отстаивать свои убеждения, блестяще имитируя расположение к немцам, говоря одно, а делая другое. Так он поступил 5 сентября 1941 года, устно запретив финской авиации бомбить, а артиллерии обстреливать Ленинград. В дни штурма и блокады Ленинграда немцами фельдмаршал приказал всю информацию о действиях финской армии на Карельском перешейке передавать не на бумаге, а лицо в лицо, без третьих лиц, чтобы «немецкие ищейки меньше знали».
Части IV финского армейского корпуса, начавшие 4 сентября наступление на Свирском направлении, захватили город Олонец. Был поднят черно-красно-зеленый флаг Восточной Карелии, и на площади Куттуева состоялся парад войск. Через два дня дивизии корпуса подошли к реке Свири.
В воскресенье 7 сентября 1941 года фельдмаршал Маннергейм отдал приказ перейти к обороне на Карельском перешейке по линии границы 1939 года.
После этого Сталин почти три года на всякий случай держал здесь 23-ю советскую армию. Солдаты этой армии шутили: «Сейчас в мире не воюют три армии: шведская, турецкая и 23-я советская».
8 сентября 1941 года после выхода немцев к Ладожскому озеру в районе Шлиссельбурга (Петрокрепости), казалось бы, наступил момент для согласованного удара немцев и финнов по Ленинграду. Однако Маннергейм, оценив действия Красной армии под Тихвином, немцев не поддержал и это нашло отражение 11 сентября 1941 года в ответе финского министра иностранных дел Виттинаа американскому послу в Хельсинки: «Финляндия решила не участвовать совместно с немцами в наступлении на Ленинград».
У Маннергейма, бывшего боевого генерала русской армии, были свои, хорошо продуманные требования к немецкому командованию. Он, например, потребовал от Германии продать Финляндии не новые модели самолетов, а советские трофейные, захваченные на Украине. Хитрый тактический шаг. Эти самолеты постоянно вводили в заблуждение советских зенитчиков и летчиков-истребителей. Характерно, что за время войны советские средства ПВО не сбили ни одного из этих самолетов.
Маннергейм в разговорах с немецкими генералами, если они касались Ленинграда, резко прерывал разговор, откидывал голову назад и устремлял взгляд в дальнюю точку своего кабинета.
Он никогда не показывал немцам, даже тем, которых уважал, своих чувств, не делился своими впечатлениями. Он не имел себе равных в умении придавать любому разговору изысканность и тонкую иронию, особенно тогда, когда немцы хвастались своими победами.
Во второй половине сентября 1941 года фельдмаршал, как писал в своих воспоминаниях генерал Хейнрикс, больше интересовался Восточной Карелией, чем Ленинградом, не желая рисковать в борьбе за такой крупный город.
21 сентября VI финский армейский корпус вышел на рубеж Свирьстрой — Подпорожье — Вознесенье, но его остановила 7-я советская армия генерал-лейтенанта А. Н. Крутикова, получившая резервы. Однако на Петрозаводском направлении финское командование, дополнив VII финский армейский корпус генерала Э. Хеглунда двумя пехотными дивизиями, добилось значительного перевеса в силах. В среду 1 октября 1941 года части корпуса с разных сторон ворвались в Петрозаводск, подняв финский флаг над зданием правительства Советской Карелии. В своем приказе о взятии Петрозаводска Маннергейм писал: «Карельская армия сегодня добавила самый крупный успех — взятие города Петрозаводска. Благодарю командующего армией за умелое и успешное руководство военными действиями, а также командиров корпусов и дивизий и их героические войска — офицеров, младших офицеров и солдат…»
Вот каким Петрозаводск увидели офицеры службы информации финской армии: «Крупным строениям города нанесен страшный ущерб, особенно в центре. Кругом море разрушений. На окраинных улицах города много трупов солдат и офицеров противника. В городе хорошо сохранились здания университета, родильного дома и Дома правительства. Разрушена роскошная гостиница „Северная“, где идет беспощадный грабеж. Из многих домов пожитки вытряхнуты на улицу. После 18 часов улицы пустеют. Исчезают солдаты, ходившие из дома в дом. Сотни кошек начинают бегать по улицам. Страшно воют собаки. Перед зданием театра драка. Кто-то бросает гранату. Солдаты жалуются на нехватку водки, вина и пива. В этом, считают офицеры, одна из причин того, что в частях армии не ощущается чувство победы…»
Посетив Петрозаводск и проехав по его улицам, Маннергейм отметил, что город сильно разрушен и промышленность в нем фактически парализована. Он был удивлен тем, что временно учрежденная местная власть, ссылаясь на него, как доложили, временно, изменила название города сначала на Петроской, а потом на Ээнислинна. В феврале 1943 года такая же участь постигла 55 улиц города, причем не только имени Карла Маркса, Энгельса и Ленина, но и Прионежскую, Северную, Слободскую и многие другие.
Финские газеты писали, что теперь названия улиц бывшего советского Петрозаводска стали национальными. Маннергейм назвал глупостью чью-то инициативу «взгромоздить» (любимое русское слово фельдмаршала с ударением на первом слоге) старую пушку на постамент сброшенного на землю памятника Ленину.