Мануэла
Шрифт:
— Нет, — покачала головой Исабель, — я аргентинка. Я живу в том же доме, в котором когда-то родилась. Но я ездила с мамой во Францию, в Париж. — Было нечто детское в том, как она сказала о поездке во Францию, и это опять умилило Фернандо. — Там я выучила английский, — продолжала Исабель, — французский, немецкий. Маме очень нравятся иностранные языки, все, кроме итальянского. Не знаю, — улыбнулась она, — почему он ей не по душе. А я им восхищаюсь…
— А я восхищаюсь тобой, — вздохнул Фернандо, переполненный самыми нежными чувствами к этой девушке. Ему хотелось вот так сидеть и смотреть на нее, любоваться ею целую вечность.
—
— Нет-нет, ничего, — словно очнулся от гипнотического сна Фернандо. — Просто я думал, — начал он импровизировать на ходу, — что у тебя до сих пор жизнь была прекрасной. — Он помолчал, потом повернулся к ней и уверенно продолжил: — И в дальнейшем она будет у тебя прекрасна. С тобой будут происходить чудесные вещи. Я уверен в этом, Исабель!
«Это очень напоминает признание в любви», — подумала Исабель.
Полет подходил к концу. Пассажиры стали готовиться к посадке. Оживленная беседа постепенно затихла. Исабель погрузилась в свои невеселые мысли. А Фернандо старался использовать последние минуты полета, чтобы вдоволь насмотреться на нее. Он уже дал себе слово обязательно увидеться с Исабель через несколько дней и искренне надеялся, что здоровье мадам Герреро с приездом дочери пойдет на поправку и Исабель не будет такой грустной.
Мадам Герреро ждала приезда Исабель с нетерпением и со страхом. Она твердо решила бороться за нее до конца и использовать все возможности, всю свою власть и влияние. Правда, события последних дней окончательно подорвали ее и без того слабое здоровье и только упрямый, властный характер и огромная сила воли позволяли ей контролировать ситуацию.
Как бы плохо она себя ни чувствовала, мадам Герреро не изменяла своим привычкам. Всегда со вкусом одетая, она и в дни болезни следила за собой. Накануне приезда Исабель она приказала вызвать к ней адвоката Пинтоса, не первый год выполнявшего ее поручения. Тот был в курсе всех перипетий относительно Исабель, это была их общая тайна.
Когда адвокат Пинтос прибыл, мадам Герреро приняла его в своей комнате, на втором этаже огромного особняка. Комната была под стать хозяйке. Каждый предмет в ней, мебель были тщательно и со вкусом подобраны. Центральное место занимала широкая постель, на которой и сидела мадам Герреро, тщательно причесанная, в красивом платье, скроенном по последней моде. Дорогие серьги и нитка жемчуга дополняли ее наряд.
Адвокат Пинтос уже давно вел дела мадам Герреро и всегда немного побаивался ее твердого характера. Он знал, что если мадам чего-нибудь захочет, она обязательно добьется своего.
Увидев свою клиентку, адвокат поразился, как она изменилась за те несколько дней, что они не виделись. Мадам Герреро словно вся высохла, а блестящие глаза выдавали внутренний огонь, сжигавший ее изнутри. Адвокат Пинтос почтительно поздоровался и, повинуясь повелительному жесту мадам Герреро, подошел к ее кровати. Он не догадывался, о чем пойдет речь, но, судя
Предчувствия адвоката Пинтоса оправдались. Речь пошла о документах, подтверждающих, что Исабель является дочерью мадам. Она требовала у адвоката эти документы и как можно быстрее. Адвоката Пинтоса поразил тон, каким разговаривала с ним мадам. Будто речь шла о жизни и смерти.
— Я прекрасно понимаю вас, мадам Герреро, — как можно спокойнее ответил адвокат Пинтос, стараясь направить диалог в более спокойное русло и объяснив для себя возбужденность и даже агрессивность мадам ее болезнью. — Я постараюсь сделать все возможное. — Доктор поправил спадающие очки, прижимая другой рукой к груди пухлую папку с бумагами.
— Не только все возможное, но и невозможное! — взорвалась мадам Герреро. — Мне нужны эти документы! — Ее лицо исказила гримаса страдания, словно от внезапного болевого приступа. — У нас с вами есть одна общая тайна, доктор Пинтос. — Ее горящие глаза словно пронзали адвоката насквозь. — Эти документы подтверждают, что Исабель по закону является моей дочерью. И я желаю немедленно получить их! — Последнюю фразу она почти выкрикнула. Было заметно, что этот разговор отнимает у женщины много сил и дается ей с трудом.
— Вы не находите, — начал неуверенно Пинтос, — что было бы гораздо надежнее хранить эти документы у меня? — Он почти наверняка знал, что мадам Герреро не согласится с этим, но ему надо было как-то попытаться оставить эти бумаги в своем ведении. Пока они хранились у него, он мог контролировать ход событий.
— Я хочу, чтобы они находились при мне! — не терпящим возражения тоном заявила мадам Герреро. — Я очень дорого заплатила за них. — Ее горящие глаза, которые казалась огромными на похудевшем лице, буквально буравили адвоката. Внезапно в них промелькнула тень подозрения. — Ведь бумаги законны, не так ли, адвокат?
— О-о, да, конечно, несомненно… — Пинтос отвел свой взгляд в сторону, оправдав это тем, что очки сползли ему на кончик носа. Ему не хотелось смотреть сейчас на мадам. — Они вполне законны, — заверил он. Привычка прикрывать указательным пальцем правой руки в момент волнения свои губы как раз и вызвала ее волнение. — Что незаконно, — продолжил он осторожно, — так это их происхождение.
— Это тот вопрос, по которому вашего мнения не требуется, — презрительно бросила ему в лицо мадам Герреро, дополнив слова резким жестом руки в его сторону. — Важно только одно, чтобы эти документы гарантировали законное происхождение Исабель. — Последнюю фразу она проговорила, старательно выделяя каждое слово, вбивая их в сознание адвоката Пинтоса, словно гвозди в дерево. — Происхождение в качестве моей дочери. Чтобы они в полной мере обеспечивали продолжение моего рода через Исабель. — Она замолчала в ожидании того, что же скажет ей на это доктор.
— Это совершенная истина, — закивал тот головой, и его очки в тяжелой роговой оправе вновь сползли на кончик массивного носа.
— Я хочу как можно быстрее получить эти бумаги. — Мадам Герреро вновь приняла высокомерный вид. — Хочу, чтобы они были у меня, находились в моих руках.
— Ваше желание, мадам Герреро, будет исполнено, можете не сомневаться, — заверил ее адвокат Пинтос, однако растерянное выражение его лица говорило о том, что он не совсем одобряет желание своей клиентки.