Манускрипт, найденный в Акко
Шрифт:
Но если поймешь, что достоин ее, ибо положил столько стараний за обладание ею, ты в конце концов осознаешь, что пришел к ней не в одиночку. И будешь почитать Руку, направлявшую тебя.
Лишь тот поймет, чего на самом деле стоит, кто способен с уважением относиться к каждому своему шагу.
Тут один из тех, кто знал грамоту и лихорадочно старался записать за Коптом каждое слово, остановился передохнуть и вдруг почувствовал себя будто в трансе.
Показалось, что
И желая доказать себе самому, что проживаемое сейчас происходит в действительности, попросил:
— Расскажи нам о верности.
И Копт ответил:
— Верность я уподобил бы лавке, где продаются драгоценные фарфоровые вазы, а ключ от нее Любовь доверила нам.
Каждая из этих ваз прекрасна именно потому, что непохожа на другие. Так отличаются друг от друга люди, дождевые капли, скалистые отроги гор.
Иногда — потому ли, что срок настал, или потому, что была она непрочной, — полка рушится. И хозяин лавки говорит себе: «Столько лет я вкладывал в эти вазы и деньги, и свою любовь, а они предали меня и разбились вдребезги».
Он продает лавку, уезжает и в угрюмом и горьком одиночестве влачит свои дни, решив никому и ничему отныне не доверять.
Да, это правда — есть вазы, которые разбиваются и тем самым нарушают свою клятву верности. И в этом случае лучше вымести осколки и выбросить их на помойку, ибо однажды разбитому целым не стать.
Но бывает и так, что полка падает по причинам, предусмотреть которые человеку не дано, — из-за землетрясения, либо вторжения неприятеля, либо по неосторожности рассеянного покупателя.
Люди склонны винить в таких неприятностях друг друга. «Кому-то следовало предвидеть, что такое может произойти», — говорят они. Или: «Если бы за это отвечал я, подобного бы не случилось».
Это пагубное заблуждение. Все мы увязли в песках времени, и нашей воле они не подвластны.
В свой срок сломанную полку чинят.
На нее ставят новые вазы, оспаривающие друг у друга свое место в мире. Новый хозяин, понимая, что все преходяще, улыбается и говорит себе: «Несчастье открыло передо мной возможность, и я не упустил ее. И обнаружил такие произведения искусства, о существовании которых не подозревал».
Тем и прекрасна лавка, где продают фарфоровые вазы, что все они — разные. А если поставить их рядом, они явят взгляду гармонию и все вместе расскажут об усердии гончара, о мастерстве художника.
Ни одна из них не может сказать: «Хочу занять положение более видное, а отсюда уйти». А если попытается сделать так, превратится в груду обломков, лишившись всякой ценности.
Так дело обстоит с вазами. И с людьми, мужчинами и женщинами. С племенами и кораблями, с деревьями и звездами.
И когда мы это
Помимо гор, разделяющих племена, помимо расстояний, разлучающих тела, есть на свете духовное сообщество. Все мы — его часть, а в нем вместо улочек, населенных пустыми словами, протянулись широкие проспекты, которые соединяют то, что отдалено, и то, что требует починки из-за ущерба, причиненного временем.
Там на того, кто вернулся к любимой, никогда не взглянут с недоверием, ибо верность следовала за ним по пятам.
А человек, на которого вчера еще глядели враждебно, потому что шла война, сегодня будет принят как друг, ибо война окончена, а жизнь продолжается.
Ушедший из дому сын вернется в должное время — и вернется обогащенный опытом, что получил в странствии. Отец примет его в свои объятия и прикажет слугам: «Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся».
Тут какой-то человек со множеством оставленных временем морщин на лбу и шрамами по всему телу — следами сражений, в которых участвовал, попросил его:
— Расскажи нам, каким оружием биться, когда больше нечего терять.
И Копт ответил так:
— Когда есть верность, оружие бесполезно.
Ибо всякое оружие служит злу, и не оружием действует мудрый.
Верность зиждется на уважении, уважение же порождается Любовью. Любовью, которая умеет отпугивать демонов воображения, не доверяющих ничему и никому, и снимает с глаз пелену.
Когда мудрец хочет ослабить кого-то, он прежде всего заставляет его уверовать в безграничность собственной силы. И тот бросает вызов заведомо более сильному, попадает в ловушку и в конце концов погибает.
Когда мудрец хочет уничтожить кого-то, он прежде всего заставляет его подняться на самую высокую в мире вершину и счесть себя всемогущим. Уверовав, что может пройти еще дальше, простак срывается в пропасть.
Когда мудрец хочет отнять у кого-то принадлежащее ему, он всего лишь задаривает этого человека. Тот вынужден заботиться о ненужном и, пока занят сбережением достояния, теряет гораздо больше.
Когда мудрец не может вызнать, что затевает противник, он делает вид, будто сейчас на него нападет. Все мы постоянно готовимся к обороне, ибо вечно терзаемся страхом и не можем отделаться от навязчивых подозрений в том, что не нравимся другим.
А противник наш — сколь бы ни был умен — неуверен в себе и отвечает на наше подстрекательство с излишней яростью. И обнаруживая все, чем силен, поневоле открывает и свои слабые места.
И тогда мудрец, точно выяснив, чего следует ждать, нападает или отступает.