Маньяк по вызову
Шрифт:
Этот предатель выкатил на меня глаза:
— За каким еще чайником?
— За эмалированным! — фыркнула я. — Мы же банкира спасали, ты что, забыл?
— Забудешь такое, — невесело сказал «особо важный». — Ну ладно, давай теперь о другом поговорим, о вашей вчерашней вечеринке.
— Да ведь Нинон уже все рассказала! — воскликнула я в сердцах.
— Все, да не все, — уклончиво молвил Андрей. — Что ты знаешь о голой Лизе?
— Только то, что она стала таковой не сразу, — сообщила я. — Сначала она была вполне одетой.
— И
— А что еще? — Я потеряла терпение. — Я и хозяина, Широкорядова, совсем не знаю, что уж говорить о его гостях. Если только ничего не путаю, то Широкорядов сказал, будто отец этой самой Лизы все время в каких-то вояжах, чуть ли не заграничных… Да еще он звонил какому-то секретарю, просил, чтобы тот избавил его от Лизы.
— Секретарю? Ты ничего не путаешь? — Андрей пожевал губами.
— Да ничего я не путаю, — взъерепенилась я (давно надо было это сделать), — и вообще, в этом вопросе я целиком и полностью солидарна с Нинон: о Лизе нужно расспрашивать Широкорядова.
— Надо же, какие солидарные подружки, — с издевкой произнес этот особо важный хам.
— Да, такие мы, — лязгнула я зубами и пошла прочь с банкирского двора. Слава богу, у моего бывшего любовника достало ума меня не задерживать. В противном случае дело могло бы кончиться публичным скандалом.
Нинон объявилась минут через десять. Я поджидала ее на террасе, нервно раскачиваясь в кресле-качалке.
— Ну, о чем вы с ним шептались? — первым делом осведомилась она.
— С кем? — Я отвела взгляд в сторону.
— Только не изображай из себя дурочку! — язвительно сказала Нинон, совсем как мой бывший возлюбленный чуть раньше. — Ты прекрасно понимаешь, о ком речь, об этом следователе!
— Мы вовсе не шептались. — Отпираться было глупо. — Он меня спрашивал о том, что я видела из окна банкирской спальни, пока ты спасала самого банкира.
— И что же ты видела? — Теперь уже Нинон вцепилась в меня мертвой хваткой.
Я устало вздохнула и заученно пробубнила:
— Я видела, как хозяин той недостроенной дачи ругался с шабашниками. Он велел им выметаться, а они требовали, чтобы он прежде заплатил им за работу.
Нинон впала в глубокую задумчивость, из которой вышла минуты через две, ошарашив меня известием:
— А знаешь что… По обрывкам разговора я поняла: этот важняк не совсем уверен, что молдаване погорели по пьянке. Он, видно, носится с идеей, будто вагончик кто-то поджег. Допустим, так оно и было, тогда… А вдруг это хозяин дачи их поджег, чтобы не платить, как думаешь?
— Да неужто? — поразилась я.
— Это всего лишь мое предположение, — пробормотала Нинон, — но вообще-то я про такое читала в «Московском комсомольце», в уголовной хронике.
Мы немного помолчали, а потом снова заговорила Нинон, затронув очень неприятную мне тему:
— Слушай, я тут подумала… Короче, у меня такое чувство, будто этот особо важный следователь к тебе не совсем равнодушен.
Меня будто ледяной водой окатили.
— С чего ты взяла?
— Да так, кое-какие наблюдения. Я с самого начала заметила некоторые странности в его поведении, а потом стала к нему незаметно приглядываться и поняла: он теряется только в твоем присутствии, особенно когда ты на него бросаешь недоброжелательные взгляды. Кстати, чего это ты так на него вызверилась?
— А-а-а… — На этот раз меня бросило в жар. — И вовсе я на него не вызверилась… С чего мне на него вызверяться? И… и потом… По-моему, это как раз ты на него взъелась. Вспомни, как ты с ним разговаривала!
— Я? — Нинон капризно дернула плечиком. — Я как раз вела себя индифферентно. В моем поведении не было ничего странного, это же вполне естественно, что подобные визиты меня не вдохновляют, особенно утром, когда я только-только собралась спокойно позавтракать. И еще мне не нравится, когда меня вынуждают сплетничать о моих друзьях. Кстати, я дала ему это понять. А вот ты, ты… Ты вела, себя неестественно. Избегала с ним разговаривать, отворачивалась.
Проницательность Нинон начинала меня серьезно беспокоить.
— По-моему, ты преувеличиваешь. — Неимоверным усилием воли я заставила себя говорить спокойно и непринужденно:
— С чего бы мне его избегать? Кто он мне? Не брат и не сват, обыкновенный следователь.
— Не совсем обыкновенный, — резонно возразила Нинон, — а особо важный.
— Это ничего не меняет, — устало сказала я и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла, давая понять Нинон, что не буду возражать, если она сменит тему.
— Ну-ну, — пробормотала Нинон и предложила продолжить прерванный завтрак.
Я не стала возражать.
Пока Нинон варила кофе, я давилась бутербродами и прикидывала, как долго я еще продержусь, прежде чем Нинон обо всем догадается. И почему я такая невезучая, спрашивается? Мало мне всего, что ли? Пока я так размышляла, во мне крепла решимость вернуться в Москву, и, когда Нинон поставила передо мной чашку душистого свежесваренного кофе, я объявила о своем намерении.
— Что? — Нинон упала на стул и чуть ли не за сердце схватилась. — И ты хочешь меня бросить в такой момент?!
— Не стоит драматизировать ситуацию, — призвала я ее к благоразумию. — Я тебя не бросаю, я просто хочу вернуться в Москву, и все. Да и ты могла бы пожить в городской квартире какое-то время.
— Да?! — Слезы брызнули из глаз моей подружки и затуманили стекла ее очков. — Я не могу, не могу вернуться в Москву!
— Почему? — Моя рука дрогнула, я чуть не обварилась горячим кофе.
— Потому что потому, — зло передразнила меня Нинон, сняла очки и, горестно вздыхая, протерла стекла кухонным полотенцем. — У нас такой договор с Генкой.