Маньяками не рождаются
Шрифт:
Если бы произошло землетрясение, наводнение, всё что угодно - это не ошарашило бы его так, как предательство друзей. Он поперхнулся и не мог вымолвить ни слова. Вера колотила его по спине, а Василий изрек:
– Я же тебе говорил Верунь, что наш друг воспримет всё как надо.
Куда деваться, как скрыть отчаяние, которое душит, убивает, исторгает из изнутри самое низменное: убить подлеца, убить немедленно и схватив Веру убежать. Но как? Молчать было невозможно. Нужна была разрядка и он, вскочив со стула, бросился к официанту с криком:
– Шампанского, шампанского,
Девчонки - студентки присели к ним за стол, но он, не зная как поступить, обхватил за талию незнакомую ему девушку и принялся говорить всё, что приходило в его смятенную голову. Пил фужер за фужером шампанское и вскоре опьянел. Пошатываясь, вышел в коридор, подозвал официанта, заплатил ему деньги и дав лишних две сотни попросил:
– Скажи им, что я извиняюсь, но встретил знакомую девчонку, и мы поехали к её родителям, так как я должен был сегодня быть представлен им.
– Извините, господа, - сказал подошедший официант.
– За ужин всё оплачено, но к вашему другу подошла его любимая девушка, с которой он уехал представляться её родителям.
– Как прекрасно всё решилось, - сказала довольная Вера.
– Я думала, что только у нас с тобой тайная любовь, а оказывается и наш друг не отстал.
– Хорошо всё то, что хорошо кончается, но я не понял почему он не простился с нами.
– Ты эгоист, - проворковала Вера.
– Просто Павел настоящий друг и понимает, что мы хотим остаться одни.
Пьяный Павел позвонил товарищу по институту и попросил подъехать на такси к ресторану. Его нужно было доставить домой. Через некоторое время он вошел в квартиру и встретил вопросительный взгляд матери:
– Что случилось?
– Кораблекрушение, - мрачно ответил сын и прошёл в свою комнату.
– Завтра, мама, я тебе завтра расскажу. И не смей звонить Вере. Понятно? Он закрыл дверь на ключ и уткнулся в подушку лицом.
Страшная душевная боль обрушилась на него и сверлила, распирала, давила, кружила голову. Ему казалось, что его ранили и оттого это ужасное состояние невозможно было ничем утишить. Он захватил подушку зубами и беззвучный плач долго прорывался в комнату. Облегчив немного душу, измотав переживаниями нервы, он застонал, а потом как ребёнок захотел уткнуться маме в грудь и всё ей рассказать, но помешала гордость, мужская нелепая, в данном случае гордость, которая и толкнула его на дальнейшие действия.
Утром он был бледен и неразговорчив. Несмотря на все мамины старания и вопросы отца он уходил от ответов и, не позавтракав, умчался поскорее, подальше от вопросов, на которые у него не было ответов. Павлу казалось, что его разбили. Душевная боль не давала сосредоточиться, а задетое самолюбие вызывало еще большие страдания.
– Ненавижу, ненавижу предателей, - постоянно вертелось в его голове.
Он ударял ребром ладони по рулевому колесу своей стоящей на обочине машины. Чувство отвергнутого любимой человека было сильнее его воли, мощнее тормозов мозга, его, маменькина сыночка, не научили переживаниям, он не получал ни в чём отказов и теперь чувствовал себя униженным, раздавленным
– Что я скажу коллегам на работе?
Все знали заранее, что Вера предназначена ему и никому более. Василий воспринимался как тень обаятельного удачника Павлика, как Санчо Пансо при Дон Кихоте.
– Что делать? Что? Как посмотреть в смеющиеся изподтишка рожи? Все они будут злословить, улыбаться вслед, насмехаться над рогоносцем, так и не ставшим мужем.
– Зачем я растрепался всем вчера о своей помолвке?
Он мучительно искал выхода и не находил. Даже мысль о смерти посетила его, но он отчаянно замотал головой, подумав, как он синий лежит в гробу, а они счастливые, кувыркаются в постели.
– Нет! Нет!
Он схватил свой телефон и позвонил домой.
– Да, - ответила мама.
– Приезжай скорее ко мне, тут близко, на углу Лесной и Пожарского.
– Что случилось?
– кричала мама, - но он, не отвечая, выключил телефон.
Мама приехала быстро, это была современная женщина, властная, красивая, не знающая ни в чём отказа от мужа, руководителя огромной фирмы, преуспевающей на международном рынке.
– Рассказывай, - сказала она, прислонив к себе его голову.
И он покорно прильнувший к родному человеку, которому доверял, рассказал всё без утайки. Перед мамой не надо было притворяться, приукрашивать свои достоинства и скрывать недостатки. Мама помолчала. Её хорошенькая голова умела мыслить. Она была очень практична и беспощадна к обидчикам своего сына.
– Тут нужно подумать, как выйти из положения, чтобы не пострадало твое самолюбие. Отец сегодня вылетает в Лондон и ты мог бы срочно поехать с ним, пока уляжется эта история, а там мы что-нибудь придумаем.
– Но виза, билеты.
– Не расстраивайся, отец тебя возьмёт вместо другого сотрудника, а я сейчас же еду оформлять документы.
В доме Поляковых царил беспокойный хаос свадебного торжества. Папа, Геннадий Алексеевич Поляков, работал в НИИ инженером никому ненужной лаборатории. Их собирались закрывать и безработица беспокоила его больше, чем хлопоты женитьбы сына. Мама, Таисья Васильевна, работала товароведом на промышленной базе и все материальное благополучие семьи зависело от неё. Геннадий Алексеевич был застенчивым человеком, жена вечно была недовольна его неумением жить по-человечески.
– На твою зарплату мыши в доме передохнут, - говорила она мужу.
Геннадий Алексеевич пытался ей объяснить обстановку в стране, но жена прекрасно знала обо всём, что касается денег и давно предлагала пойти к ней в торговлю.
– Будешь торговать - будут деньги.
– Лучше в грузчики, - отмахивался от приставаний жены Геннадий Алексеевич.
– Дурак был - дураком и помрешь, слюнявая интеллигенция. Как бы ты жил без меня на свою зарплату, да еще дочь учил, - разъярилась его Таисья.