Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.
Шрифт:
«Алеут» продолжал крейсировать между островами, по временам бросая якорь в проливе Стрелок. Утром 23 апреля на судно приняли манзовского старшину, сообщившего, что никаких сведений о количестве и местопребывании хунхузов на Путятине он собрать не смог, зато узнал об ожидавшемся прибытии из Нингуты 2000 вооружённых китайцев с артиллерией. Это известие, рассчитанное на устрашение русских, заставило Этолина поторопиться с уничтожением джонок, ещё остававшихся в бухтах Путятина, не дожидаясь, когда объявятся их хозяева.
Взяв на буксир бот и постовую шлюпку из Стрелка, с 26 солдатами под командованием поручика Каблукова, «Алеут» двинулся к острову. В 9 часов утра поручик высадился на берег во главе 16 солдат, остальные же на шлюпке отправились блокировать западные подступы к Путятину.
Ещё по пути к острову, в проливе Стрелок, лейтенант встретил крейсировавший там бот под командой Старицкого и приказал ему идти в бухту Разбойник, за поручиком Каблуковым, с которым Этолин хотел обсудить план дальнейших действий. Но лишь в седьмом часу вечера бот доставил постового начальника на шхуну. Совещание с её командиром затянулось допоздна. Между тем пролив заволокло густым туманом, и Каблукову пришлось остаться на борту «Алеута» до утра. Ночью гарнизоном поста Стрелок руководил фельдфебель.
В эти-то часы и произошло событие, признаки подготовки которого поручик впервые заметил более двух недель назад. Тогда его обеспокоил слух, будто старшина цымухинских манз Цун-чин сказал, что русских скоро вырежут. Каблуков думал съездить на Цымухэ и проверить источник этого слуха, но, узнав о скором прибытии «Алеута» с припасами остался, чтобы не задерживать шхуну долгим оформлением квитанции на провиант.
Однако она всё не появлялась, и, подождав несколько дней, поручик 19 апреля отправился в не столь уж близкий, пятидесятивёрстный путь. Он успел сделать всего один переход, и устраивался на ночлег, когда его нагнал посланец Этолина, с просьбой срочно прибыть на шхуну. Каблуков поторопился вернуться, причём проезжая через свой пост приказал передать на выделявшийся для крейсерства в проливе бот единственное орудие — горный единорог с двумя зарядными ящиками и часть людей, так как был уверен, что посту непосредственная опасность не угрожает. Лишь 23 апреля сознание уязвимости постовой казармы побудило поручика принять кое-какие меры к усилению её обороны. Он распорядился окопать здание рвом, предохраняющим от поджога, и собирался уже заблиндировать окна железными листами, которые обещал ему дать Этолин, но не успел. К вечеру 25 апреля намеченные работы были далеки от завершения.
Особой тревоги данное обстоятельство Каблукову не внушало. Местный манзовский старшина всячески демонстрировал преданность российским властям, донося о разных второстепенных происшествиях и окрестных золотых приисках. Как выяснилось позднее, при этом он старался выведать силу гарнизона и расположение строений Стрелка и Владивостока. В последнем старшина настолько открыто высматривал и расспрашивал, что обратил на себя внимание солдат, доложивших о подозрительном китайце начальству. Впрочем, от последовавших вопросов о цели его действий хитрец сумел отделаться ничего не значащими фразами.
Вечером 24 апреля в посту Стрелок был пойман хунхуз, пробравшийся к манзам, арестованным на Путятине и содержавшимся на островке Майделя. Один из них и выдал смельчака, объяснив караульным, что хунхузы обычно не носят косы, а коротко обрезают волосы и сворачивают их пучком. На допросе хунхуз уверял, будто занимается ловлей червей (трепангов), а пришёл к местному старшине за будой (просом). Рапортуя о событиях в Стрелке, Каблуков
Видимо, поимка хунхуза и подтолкнула манз к нападению на пост. Около 4 часов утра 26 апреля, под покровом непроницаемого тумана, затянувшего все окрестности, большая толпа, достигавшая, по словам уцелевших солдат и показаниям самих китайцев, 1000 человек, подошла к посту со стороны деревни Хоювай. Часовой, стоявший на вершине пригорка, у подножья которого находился дом постового начальника, заметил её лишь в нескольких шагах. Выстрелив, он бросился бежать вниз, к казарме, но был настигнут и зарублен топором. Ещё одного часового, выставленного поодаль, манзы взяли в плен. Выстрел поднял тревогу, и все уцелевшие часовые бросились к казарме, где в то время никто не спал, так как фельдфебель готовил развод второй смены караула. Они едва успели собраться, как толпа окружила землянки, дом начальника и сарай для орудия. Врасплох застали только фельдшера, ночевавшего в своей землянке. Проснувшись, он не сразу выскочил наружу, а стал одеваться. Промедление стоило ему жизни. Манзы поймали беднягу и принялись истязать: раздробили пальцы, вспороли живот, после чего добили несколькими пулями.
У оставшихся от гарнизона 26 человек было всего 10 ружей. Понимая, что им долго не продержаться, солдаты выпустили заряды в надвигавшуюся толпу и разбежались. Одна группа искала спасения на берегу пролива Стрелок, где находились джонки. Другая кинулась в сторону Уссурийского залива. Туман и высокая трава помогли ей скрыться от преследователей. Манзы подожгли деревянные постройки поста и отступили. Чудом уцелел попавший в их руки часовой, которого привязали к дереву вверх ногами и били по голове прикладами, пока не решили, что солдат мёртв. Очнувшись, он кое-как развязался и с трудом добрёл до берега бухты Разбойник, где через несколько часов был подобран шлюпкой с «Алеута».
О разгроме поста на шхуне узнали в половине шестого утра, когда к её борту подошла джонка с 14 солдатами. Этолин сразу же приказал разводить пары, что при основательно изношенных котлах требовало времени. Наконец снялись с якоря, дали ход, и к 8 часам были в бухте Разбойник, недалеко от поста, на месте которого ещё тлели головни. В огне погибло всё имущество, включая два зарядных ящика к орудию и 4000 патронов. Была совершенно уничтожена провизия. На вершинах окружавших бухту сопок виднелись толпы манз, не решавшихся, однако, при дневном свете напасть на высадившегося с «Алеута» Каблукова и 20 сопровождавших его солдат.
Благодаря принятым Этолиным мерам, на шхуну доставили всех спасшихся. За бежавшими к Уссурийскому заливу послали бот. Те. кто прибыл на джонке, передали услышанное от содержавшихся на Майделе манз, утверждавших, что цымухинский и стрелецкий старшины знали о готовившемся нападении, а работники последнего, ради их же безопасности собранные по приказанию Этолина на Путятине, переправились через пролив и приняли участие в сожжении поста. Эти сведения убедили командира шхуны в том, что выступление манз носит отнюдь не случайный и локальный характер. Осознав опасность распространения бунта на материке, он распорядился немедленно уничтожить собранные в предыдущие дни джонки. Всего с 19 по 26-е апреля «Алеутом», гребными судами под начальством лейтенантов Старицкого, Крускопфа, Лаврова, мичмана Усова и постовыми шлюпками было истреблено до сотни джонок, отчасти с манзами, пытавшимися пробраться на материк. Общие потери китайцев убитыми на островах и утонувшими оценивались участниками блокады в 250 человек81.