Марафон со смертью

Воронин Андрей Николаевич

— Будем?

— Будем! — поддержал его Николай, в несколько глотков опустошая рюмку и чувствуя, как приятно коньяк разливается теплой волной по желудку.

— Тебя как зовут?

— Коля.

— Саша, — они пожали друг другу руки.

— У тебя какие-то неприятности? — поинтересовался у нового знакомого Самойленко причиной столь настоятельной необходимости выпить.

— Да нет. Я просто в отпуске сейчас. Расслабляюсь. Гуляю… Вот ты — кем работаешь?

— Да так, в мелком бизнесе подвизаюсь… Кручусь, верчусь, туда-сюда, — уклончиво ответил журналист —

в последнее время он не слишком охотно признавался посторонним, чем занимается. — А ты? — А я? — парень вдруг замолчал, смерив Николая взглядом, а затем, будто что-то решив про себя, с улыбкой ответил:

— А я наемник.

— ?..

— Обыкновенный наемник. Воюю за деньги на стороне того, кто платит.

— Заливаешь.

— Смотри! — парень вытащил из внутреннего кармана куртки несколько снимков и небрежным движением бросил их на стол перед Николаем.

На фотографиях действительно был он — в камуфляже незнакомого покроя, в бронежилете, с ремнем вместе с подсумками, в высоких черных кроссовках и с автоматом АК-74 в руках. Черная налобная повязка довершала классический портрет наемника-профессионала.

За спиной у парня на всех трех фотографиях были заросшие редколесьем горы, и Коля еще раз внимательнее вгляделся в лицо своего нового знакомого.

— Так ты серьезно?

— Вполне.

— А за кого воюешь?

— Сейчас — за сербов.

— В Югославии?

— В Боснии.

— Ну, ты даешь!.. Сейчас за сербов. А раньше, если не секрет, конечно?

— А, какой там секрет! — махнул рукой Александр, пряча фотографии обратно в карман. — И в Приднестровье был, и в Абхазии. Теперь вот уже год там.

— Да… И много платят?

— Две-три штуки баксов в месяц имею. Иногда и гонорары случаются.

— Гонорары?

— Ну, премиальные за выполнение особо важных заданий или за особенные успехи.

— Не слабо!

Коля вдруг сообразил, что ему в руки сам приплыл замечательный сюжет еще про один способ современного добывания денег, и теперь пытался как можно больше выудить у парня, в то же время боясь ненароком спугнуть его.

Но, похоже, Александру и самому не терпелось выговориться.

— Нормально. По крайней мере, хату и машину себе через годик здесь купить смогу.

— А ты сам-то из Минска?

— Из Любани. Слышал о таком райцентре?

— Да, конечно, слышал, — соврал зачем-то Коля, но тут же поспешил исправить ситуацию:

— Правда, сам там никогда в жизни не бывал.

— А и не надо. Что там смотреть?

— Тебе виднее:

— Слушай, давай еще? — вдруг предложил Александр, кивая на бутылку, и Николай поспешил согласиться, надеясь, что алкоголь сделает их беседу более непринужденной.

— А как ты все-таки туда попал? — спросил журналист, когда они выпили.

— Приехал из Абхазии. Там меня просто задрало уже торчать — не платят ни хрена, а вони выше крыши… Короче, сижу себе дома, в Любани, тут приезжает братан один давний, служили когда-то вместе…

— Десантура?

— Дзержинская дивизия, слышал?

— Конечно.

— Короче, приезжает, туда-сюда, базары пошли. Мол,

что да как. А я, говорит, в «дикие гуси» подался. Неплохие «бабки» теперь зашибаю. Был я, говорю, уже и гусем, и уточкой. Пять тысяч долларов за три года сэкономил, после пьянок и гулянок, а башку прострелить могли раз пятьсот. Нет, говорю, мне такие игры уже надоели.

— Правильно! — согласился Николай, постаравшись кивнуть как можно более «пьяно», логично рассудив, что будет, наверное, лучше, если Александр не заметит, что он никогда не пьянеет, всегда оставаясь трезвым.

— А он мне — не там, земеля, деньги зарабатывал. На Балканы ехать надо. В общем, базары у нас несколько дней про всю туфту шли, потом он меня уговорил.

— Значит, за сербов?

— Мне-то по хрену все это — лишь бы платили. Я тебе так скажу — эти штучки с православием да мусульманством — один треп. Теперь я это точно знаю, а тогда только чувствовал. Там просто война за деньги да за землю. Кто у кого больше отхапает и кто больше на этом поимеет… Тебе вообще это интересно?

— Ну конечно… — Коля постарался не выдать, как заинтересован он в этом разговоре.

— Тогда давай еще по одной. Бог ведь троицу любит, правильно?

— Давай!

— Короче, договорились мы с этим корешом вместе туда податься. Он как раз уже должен был возвращаться после отпуска. Сделал я документы, взяли билеты, у поезда московского должны были встретиться…

— А что, туда поезда ходят?

— Нет, я ж тебе по-русски объясняю, не врубаешься ты, что ли? — укоризненно покачал головой захмелевший Александр. — Отсюда надо ехать поездом до Москвы, а уже оттуда в Белград лететь самолетом.

— Понял теперь.

— Прихожу, короче, на поезд — стоит мой кореш, сопли жует: какие-то у него проблемы с визой возникли. Ешь твою, думаю! Чего я там один, найду?

— В натуре.

— А он — давай, двигай, в Белграде я тебя нагоню, у меня тут работы на два дня от силы. Я тебе дам телефоны одного департамента, правительственные люди там сидят — тебя встретят, устроят, все как положено будет. А я приеду — в часть вместе добираться будем, не боись.

— И ты поехал?

— А чего мне терять? Поехал!

— И как?

— Обалдеть. Прилетаю, значит, беру такси в аэропорту, еду в город. Стоит блок-пост. «Документы давай!» Показал. «Иностранец! Шпион! Мы с тобой сейчас разберемся!» Это я и без перевода понял.

Хватают меня под руки да в тюрьму местную. Тюрьма — сдохнуть можно, конечно.

— Чего, суровая?

— Да подвал обыкновенный в доме жилом, правда, там никто не живет уже давно… Пару клеток-комнатушек отгородили — камеры сделали, называется.

— И что дальше?

— Я третьим стал в нашей камере. Сидел там уже один румын, который, как и я, за каким-то хреном в эту чертову страну приперся. И местный, серб, который куда-то там какое-то оружие переправлял — я толком и не разобрался, чего он натворил, но за что-то его посадили. Трое суток сижу — на хрен никому не нужен, никто со мной и не думает разбираться. А кормят, как собак, сдохнуть можно.