Маргарет Тэтчер
Шрифт:
Это в обществе ощущалось тем более явно, что система социальной помощи не была разрушена. В то время как во Франции сложился образ Маргарет, без стыда и жалости сократившей расходы на медицинскую помощь в Государственной службе здравоохранения и на социальную помощь, распределяемую департаментом социального обеспечения, у нее на самом деле хватило ума не трогать эти два символа «общества всеобщего благоденствия», к которым британцы в большинстве своем были очень привязаны. Расходы Государственной службы здравоохранения не сокращались (в фунтах стерлингов) на протяжении всего срока правления Маргарет; что касается расходов департамента социального обеспечения, то они даже выросли из-за роста безработицы. Нику Ридли, внушавшему Маргарет мысль, что помощь следует оказывать только «достойным» безработным, она в 1986 году сказала прямо: «Вы правы, Ник, вы правы, но это невозможно». Это не подлежало обсуждению и должно было оставаться неизменным. Здесь, как и всегда, сработало чувство политика, чувство реальности. Вплоть до 1990 года система останется почти неизменной. Если в Англии и были бедные, то почти не было нищих, а если таковые и встречались, то потому лишь, что сами поставили себя вне общественной системы, в положение, где уже не действует социальная помощь, а всем правят законы маргинальной среды… Вот почему в самом обществе
Маргарет к этой тезе добавляла легкий штрих патриотизма, что всегда беспроигрышно действовало на сердца ее соотечественников. Примирившись со своим национальным флагом «в кильватере» событий вокруг Фолклендов, англичане подчас с трудом воспринимали тот огромный разрыв, который существовал между культом традиционных ценностей и жаждой наживы, с мольбами о прибыли и выгоде, обращенными хоть к языческим богам, хоть к душам предков. Маргарет следила за тем, чтобы наилучшим образом примирять, казалось бы, непримиримые вещи. Время от времени она наносила удары по неразборчивому приобретательству, не очень сильные, но все же ощутимые, и тем самым направляла общее движение в сторону морали и нравственного порядка. Так, она отказывалась узаконить проведение национальной британской лотереи, чего от нее требовал Найджел Лоусон, рассчитывавший таким путем пополнить сундуки государственной казны несколькими миллионами звонких монет. В соответствии с канонами ее веры игра была делом безнравственным, а потому и следовал отказ, хотя предложение делалось по вполне обоснованным причинам, ради финансовой выгоды. Что же касается поисков выгоды, то она узаконит их во имя существующих правил хорошего «управления», которые британское процветание приносит миру как некий особый дар, передаваемый в наследство. В интервью, данном Родни Тайлеру в 1987 году, Маргарет напомнила о том, что «английская нация — это есть нечто, действительно единственное в своем роде, уникальное, что вошло в британский характер, что способствует созданию империи и что помогает дать хорошие законы всему миру». Предприниматели конца XX века стали для своего времени тем, чем были какой-нибудь лорд Рипон или лорд Китченер для XIX века, в колониальную эпоху, то есть героями «Юнион Джека». Маргарет очень хорошо выразила эту мысль: «Человек может взобраться на вершину Эвереста сам по себе, ради себя самого, по своей воле, но на вершине он установит флаг своей страны».
Обуздание профсоюзов
То, что Англия пережила такой экономический бум, произошло потому, — и об этом надо сказать, — что профсоюзы были приведены к повиновению, обузданы. Рынок труда смог быть либерализован и открыт для конкуренции, потому что Маргарет Тэтчер в 1984–1985 годах одержала безоговорочную победу над профсоюзом угольщиков. Это был нокаут! На так называемом «внутреннем фронте» это явилось, вероятно, одной из самых больших ее побед: сломать, разбить вдребезги корпоративную спесь и чрезвычайно консервативную наглость самого мощного и самого промарксистского профсоюза страны! Этот успех обеспечил ей место в первом ряду пантеона славы правых, и этот успех левые не могут ей простить. Эта страница — одна из главных в истории «тэтчеровской революции», то есть тэтчеровской мифологии. Для нее самой этот момент столь важен, что она посвятила ему целую главу в мемуарах под названием «Восстание мистера Скаргилла».
Рассказывая об этом конфликте, следует поместить его в исторический контекст. В Великобритании НСГ (Национальный союз горняков) был одной из тех «священных коров», перед которой склонялись все правительства, все органы власти (примерно как перед Национальным обществом железнодорожников во Франции). С 1926 года этот профсоюз при помощи средств, полученных в качестве взносов его членов, был одним из основных финансовых источников существования Лейбористской партии. Вильсон в 1968 году, Тэд Хит в 1972-м, сама Маргарет в 1981 году — все должны были склониться перед его мощью: большинство электростанций работало на угле, и НСГ фактически мог лишить страну электричества в течение нескольких дней или недель. Так, в 1972 году Тэд Хит был вынужден ввести трехдневную рабочую неделю, чтобы сэкономить электроэнергию. Мэгги знала, что ей для удачного проведения задуманных реформ однажды придется столкнуться с шахтерами. Она понимала, что это будет борьба не на жизнь, а на смерть. По ее убеждению, если человек вступал в битву, то только для того, чтобы ее выиграть, а иначе лучше от нее уклониться. Так, в 1981 году, узнав, что запасы угля остались на складах шахт, она приняла решение уступить в вопросе о зарплатах, понимая, что не сможет выстоять.
Потому на протяжении нескольких последующих лет Маргарет была очень озабочена подготовкой к предстоящему столкновению. В обстановке самой строгой секретности в 1981 году она создала специальный комитет под председательством сэра Роберта Уэйда, бывшего сотрудника английских спецслужб. Этот комитет напрямую подчинялся ей; цель его заключалась в том, чтобы в условиях полнейшей секретности найти способы, которые помогут правительству выдержать длительную забастовку. Эта структура, совершенно «непрозрачная», произвела большой объем работ. Около всех крупных электростанций были созданы значительные запасы угля. С тайных счетов были выделены деньги, чтобы электростанции могли тайно пополнять и увеличивать свои запасы топлива. Одновременно множилось число электростанций, работавших на жидком топливе, то есть на мазуте. Были установлены контакты с частными транспортными компаниями, осуществлявшими грузовые перевозки, чтобы уменьшить последствия возможной забастовки железнодорожников. Армия и органы общественной безопасности тоже были поставлены в известность и должны были предложить свои планы обеспечения работы основных служб общественного назначения и государственных органов. В результате предложенных мер довольно большое число офицеров инженерных войск прошло стажировку на электростанциях под официальным предлогом подготовки к отражению возможной атаки советского спецназа [162] .
162
Элитные воинские части, находившиеся в распоряжении ГРУ, разведслужбы Советской армии; в их задачу входила и организация предварительного саботажа на стратегических объектах в случае конфликта на Западе.
В Соединенном Королевстве полиция разделена на пятьдесят две региональные полиции, чьи действия более или менее скоординированы; было принято решение создать Национальный оперативный центр, куда должны были поступать все сведения в случае масштабного
После своего триумфального переизбрания в 1983 году Маргарет ощутила себя готовой к столкновению. Профсоюзное право было реформировано, но не сразу, а по частям, «мелкими шажками», в 1980, 1982, 1983 годах. Отныне пикеты забастовщиков были под запретом; к тому же на профсоюзы возлагалась финансовая ответственность за незаконные действия. Это были «юридические орудия», столь необходимые для борьбы, которых раньше не было. Средства для поддержания порядка были существенно усилены, кстати, отчасти в результате бунтов в Токстеде и Брайтоне. Национальное управление угольной промышленности (НУУП) в этот момент проходило стадию реформ, чреватых взрывом. Маргарет назначила главой НУУПа Иэна Макгрегора, бывшего руководителя «Бритиш стил», поставившего «Бритиш стил» на хорошие рельсы ценой сокращения семидесяти тысяч работников. Он готовился сделать то же самое и на угольных шахтах, ибо угольная промышленность в 1983–1984 годах теряла из-за излишнего количества работников около 250 миллионов фунтов стерлингов в год. Единственным правильным решением представлялось закрытие нерентабельных шахт в старых угледобывающих районах Шотландии, Лейчестершира, Уэльса и Йоркшира. В те времена около 75 процентов шахт были убыточными… Зимой 1983/84 года Иэн Макгрегор представил свой план оздоровления отрасли. План предусматривал снижение добычи угля на 25 миллионов тонн и увольнение 64 тысяч шахтеров из 202 тысяч и произвел эффект разорвавшейся бомбы; план также сопровождался более или менее секретным списком обреченных шахт.
Правительству противостоял Национальный союз горняков (НСГ), объединявший «чумазых», то есть шахтеров; НСГ был наследником английских профсоюзных традиций и всей мифологии, связанной с историей рабочего класса, куда был вписан лидер шахтеров Артур Скаргилл. Убежденный марксист, он впервые пережил часы славы, когда мобилизовывал забастовщиков для организации пикетов у склада Сэтли в Бирмингеме в ходе знаменитой, воистину исторической стачки 1972 года. Шли годы, но он не успокоился и не остепенился. Этот человек, с седой шевелюрой, риторикой трибуна-революционера и идеями, окрашенными в тона советской идеологии, мечтал о пролетарской революции и счастливом будущем. Он не понял, что Англия уже входила в рай среднего класса. Будучи ярым сторонником прямого действия, убежденный в том, что всеобщее избирательное право является всего лишь выражением формальной демократии в противовес социализму, являющемуся выражением демократии реальной, Артур Скаргилл воображал себя английским Лениным. На следующий день после разгрома 1983 года он бросил в лицо представителям прессы, что не согласится на то, чтобы «четыре года это правительство обременяло и стесняло его», и что «внепарламентские действия — это единственный путь, открытый для трудящихся». Говоря другими словами, он имел в виду, что будущее определяется на улице, силой, вне закона, вдали от Вестминстера и его кодексов. Хорошо сказано, чтобы произвести должное впечатление на какого-нибудь «мягкотелого», но не на Маргарет. Социальный конфликт мог разразиться вокруг темы закона и порядка. Декорации уже были установлены. Тигр из Йоркшира против пантеры из Грантема — это представление, а вернее, бой гладиаторов мог вот-вот начаться.
Шестого марта 1984 года Национальное управление угольной промышленности объявило о сокращении двадцати тысяч рабочих мест. На следующий день начались забастовки в Йоркшире и Шотландии. Артур Скаргилл сделал свой выбор: он решил не ставить вопрос о забастовке на голосование в Национальном союзе горняков. Он уже дважды оказывался там в меньшинстве при голосовании по вопросу о всеобщей забастовке [163] . Он решил, что решения о кратковременных забастовках будут приниматься на местном уровне, забастовки будут проходить на отдельных шахтах, а пикеты забастовщиков будут стараться подбить на забастовку своих непокорных собратьев. Он обещал, что сработает «эффект домино». Пожалуй, с его стороны это было признание в собственной слабости. Скаргилл отправил своих посланцев на все шахты, но нельзя сказать, что действовали они с одинаковым успехом. В апреле из 174 шахт 43 еще работали.
163
Устав Национального союза горняков предусматривал необходимость набрать 55 процентов голосов для принятия решения, чего Артур Скаргилл никогда не смог добиться. На протяжении всего конфликта он пытался изменить правила проведения голосования в НСГ, отчего его обвиняли в склонности к насилию, в манипуляциях, и эти обвинения преследовали его постоянно.
В тех редких случаях, когда на шахтах проводилось голосование по вопросу о забастовке, результаты для НСГ были катастрофические; всякий раз забастовка отвергалась. Тогда профсоюзные активисты прибегали ко всевозможным средствам давления. «Летучие пикеты» забастовщиков (то есть незаконные) блокировали все пути к шахтам, чтобы туда не могли попасть желавшие продолжать работу. Кстати, таких оказалось гораздо больше, чем предполагали. Дело в том, что многие шахтеры купили дома в кредит, имели семьи, которые надо было содержать, хотели сменить обстановку в жилищах, улучшить условия жизни и т. д. Они вовсе не склонны были умирать от голода ради гипотетической революции. К тому же теперь участникам забастовки не выплачивались пособия социальной помощи.
Артур Скаргилл решил перейти к прямым действиям с применением невиданного насилия. Участники забастовочных пикетов забрасывали камнями автобусы, на которых возили шахтеров, не желавших бастовать. В ход шли поднятые из шахт болты, штыри, стальные прутья, кирпичи — всё это летело в машины противников забастовок. Полиция, вынужденная стоять между враждующими сторонами, принимала удары на себя. По всей стране конная полиция нападала на забастовщиков, тесня их с пути следования автобусов и машин, а те в ответ перерезали жилы и повреждали суставы на ногах лошадей. Напряжение нарастало. Именем закона, позволявшего принимать превентивные меры, подразделения полиции, перебрасываемые на вертолетах и выполнявшие указания, поступившие из Национального оперативного центра, блокировали машины профсоюзных активистов, не давая им проникнуть на территорию действующих шахт. Самые жестокие столкновения произошли в мае на подступах к коксохимическому заводу в Оргрейве, где около пяти тысяч демонстрантов пытались помешать эшелонам с углем, следовавшим на сталелитейный завод Скунторпа. Буйство шахтеров граничило с дикостью. Перед телекамерами они размахивали щипцами, ломами и швыряли бутылки с «коктейлем Молотова» в полицейских. Несмотря на специальное защитное снаряжение, десятки полицейских получили ранения.