Шрифт:
В деревне
Вот мы и в деревне — я и моя дочурка. Приехали мы сюда, чтоб укрепить свое здоровье. Нам советовали пожить на чистом воздухе, при усиленном калорийном питании. Вначале у нас была мысль взять путевку в какой-нибудь большой дом отдыха, но потом мы решили, что куда интересней поехать в деревню — будем ходить в лес за грибами, собирать цветы для гербария, ловить насекомых и вообще изучать жизнь.
Да, нам необходимо представиться: моей дочери Маргаритке десять лет; это голубоглазая
Там, стараясь сделать из нее «человека», мы заставляем ее играть на пианино и изучать французский язык. Верно, с музыкой и французским дело идет на лад, но сама Маргаритка становится день ото дня бледней, она делается какой-то замкнутой и нелюдимой. В конце концов у меня зарождается мысль бросить все и уехать туда, где много воздуха, на простор.
Разумеется, перво-наперво следовало заручиться согласием нашей очень доброй, но очень занятой мамы. Мама злится, кричит, осыпает нас упреками, но в конечном итоге, махнув на нас, неисправимых лентяев, рукой, разрешает нам ехать хоть на край света. Ура-а-а!
И вот мы уже на месте, в доме дяди Груда, в небольшой солнечной комнате. Я распаковываю вещи, а Маргаритка выбежала во двор поиграть. В открытое окно доносится ее звонкий смех. В Софии она никогда так не смеется. Я расставляю на крышке сундука привезенные лекарства — витамины, сиропы, таблетки, — но здесь это не производит такого внушительного впечатления, как в нашей спальне на ночной тумбочке. Неожиданно открывается дверь, и на пороге появляется моя дочь — щечки румяные, синие глаза сияют.
— Папочка, — таинственно сообщает она, — там, на заднем дворе, теленок…
Я делаю вид, будто я ошеломлен.
— Папочка, — голос дочери звучит так умоляюще, что будь у меня каменное сердце, и то бы я не устоял, — можно, я с ним поиграю?
— Конечно, можно. Смотри только, как бы он тебя не боднул.
— Не боднет. Во-первых, он еще очень-очень маленький, а во-вторых, у него еще нет рогов… Значит, папа, ты разрешаешь мне с ним поиграть?
Я утвердительно киваю головой, и Маргаритка выбегает на улицу. Но вот она снова возвращается и просит:
— Папа, дай мне свою расческу!
— Зачем?
— Ну… нужно мне. У моей очень частые зубья.
Я подаю расческу. Она убегает и теперь долго-долго не приходит. Разложив вещи, я сажусь у окна и читаю газету. Вдруг меня пронзает мысль: куда запропастился этот ребенок? Может, что-нибудь случилось? С улицы не слышно ни звука. Я выскакиваю из дому и бегу на задний двор — никого нет. Но вот мне кажется, что из-под навеса слышен какой-то таинственный шепот. Я — туда. Гляжу: Маргаритка обняла маленького серого теленка и расчесывает моей новой расческой его пушистую шерсть, да так нежно, так ласково! Заметив меня, она краснеет и прячет за спину расческу.
— Ага, так вы уже друзья? — спрашиваю я.
— Папочка, ты бы только посмотрел, какой он хороший! — Маргаритка оправилась от смущения. — Он все-все понимает. Я разговаривала с ним по-французски, он и по-французски понимает. Папа, давай возьмем его с собой в Софию, ведь…
— Где же мы будем его держать? На балконе, что ли?
Маргаритка хорошо понимает, что ее просьба бессмысленна, и на мгновение ее бледное личико становится грустным. Но вот его оживила новая мысль:
— Папа, а можно мне нарвать немного цветов?
— Об этом надо спросить нашу хозяйку.
— Спроси у нее ты!
— Мне цветы ни к чему. И потом, мы же в дороге дали друг другу обещание быть смелыми и самостоятельными людьми.
Маргаритка неохотно выпускает из объятий теленка и бежит в маленькую пристройку, где ритмично постукивает станок хозяйки.
Маргаритка возвращается с сияющим видом:
— Разрешила! Она мне даже разрешила сводить теленка на завтрак…
— Надо говорить не «на завтрак», а на пастбище.
— Ну ладно!..
Она весело вприпрыжку бежит в сад, а я возвращаюсь в комнату и снова беру в руки газету. В пять часов, согласно предписанию врача, я должен дать Маргаритке лекарство. Я окинул взглядом строгую шеренгу пузырьков, но, махнув рукой, отхожу в сторону — дам вечером. Пускай играет.
Вскоре мы полдничаем и уходим на прогулку в окрестный лес. Берем с Собой и теленка. Теперь у него на шее висит пестрый венок из садовых цветов.
— Вот обрадуется мама теленка, как увидит его! — говорит серьезным тоном Маргаритка. И, задумавшись, спрашивает: — Папочка, а где сейчас его мама?
— По-видимому, на работе, — отвечаю я.
— У нее тоже много дел?
Я молча прижимаю к себе ее русую головку. Мы долго говорим о том, чем кормят телят, о том, что им надо давать, чтоб они скорее росли и набирались сил. Я придерживаюсь того мнения, что любимая еда теленка — это стакан свежего молока с сахаром и ломоть хлеба с маслом и медом. Маргаритка смотрит на меня с изумлением — это как раз то, чего она терпеть не может.
— Если он станет есть хлеб с маслом, то я тоже буду есть, — решительно заявляет она.
С наступлением сумерек мы возвращаемся домой: пора ужинать. Хозяйка сварила нам чорбу с фасолью. Чорба приготовлена по-крестьянски, со всякими овощами, она ужасно вкусна, и все же Маргаритка не может усидеть за столом. Хлебнув три-четыре ложки, она бежит на задний двор, чтоб посмотреть, как теленок встретит свою возвращающуюся с пастбища мать. Ей было особенно любопытно, какое впечатление произведет на старую корову венок. Вдруг мы с хозяйкой слышим плач. Бежим во двор. Видим: Маргаритка приникла к забору, по щекам ручьем текут слезы.