Марго, или Люблю-ненавижу
Шрифт:
– О… – лицо принимает расстроенное выражение. – Что ж не разбудила?
– У тебя очень усталый вид, Мэри.
– Н-да… счастливая новобрачная, – фыркает она и усаживается за стол, забрасывает ноги на табуретку, скрещивает лодыжки. Я замираю, наблюдая за этим зрелищем – она всегда казалась мне неземным существом, и всякий раз я не верю своему счастью – вот она, в моей квартире, в моей кухне. Моя Мэри.
– Марго, блины, – замечает она, и я дергаюсь к плите, где на сковороде уже дымится сгоревший наполовину блин.
– Черт!!!
– Брось ты это. Я не хочу есть. Посиди со мной, пожалуйста.
Я с сомнением смотрю на оставшееся тесто,
– О чем ты думаешь, Марго? – первой не выдерживает Мэри.
– Не будешь смеяться?
Она чуть вздергивает бровь, и мне сразу неловко за неуместный вопрос – Мэри и несмешные вещи несовместимые.
– Я думаю о том, как бы сложилась моя жизнь, не встреть я Алекса.
– О…
– Что – «о…», Мэри? Ты ничего не знаешь о нем.
– Поверь, Марго, – знаю достаточно. Ну, в тех пределах, которые возможны при интернетном общении, конечно.
– Ох, Мэри… ты ничего не знаешь, поверь.
– Расскажи, – требует она, схватив меня внезапно за руку. Я чувствую, как странно она дрожит при этом.
Я тяну время, иду в спальню за пледом, укутываю им Мэри. Я не могу – просто не знаю, с чего начать, какими словами рассказать ей обо всем.
– Мне было шестнадцать лет, Мэри… – Неужели это мой голос такой хриплый, словно я стакан уксуса выпила? Почему до сих пор эти воспоминания даются мне с таким трудом? Ведь все кончилось – я другая, он другой… – Ты представляешь, что такое влюбиться во взрослого мужчину в таком возрасте? Во взрослого мужчину, в иностранца? Я никогда прежде не видела таких, как он… Меня всю жизнь гнобила мама – гнобила жестко, ломала так, что вообще удивительно, как я с ума-то не сошла. Да, я для своих шестнадцати выглядела на все двадцать с лишним – ты ведь видишь, какого я роста и какой комплекции? Никому в голову не приходило, что я подросток… А он понял. Понял – и не пожалел, решил воспитать из меня то, что ему нужно – хотя я до сих пор не понимаю, зачем ему это, если мы все равно не вместе. Ты не думай… я в принципе сама была не против, но ведь нельзя, все равно нельзя… – Я неожиданно для себя расплакалась, и Мэри обхватила меня за плечи:
– Не надо… не говори больше ничего…
– Нет уж! – вдруг ожесточилась я. – Ты хотела знать – так теперь имей мужество дослушать!
– Хорошо, только не кричи…
– Он забрал меня к себе, в Англию. Мы поженились, Мэри. Это был самый счастливый год в моей жизни. Несмотря ни на что – самый счастливый, я могу отдать все за то, чтобы его повторить. Если бы не его постоянные отлучки. Он исчезал внезапно, без объяснений, без звонков – просто пропадал на пару дней, на неделю. Потом возвращался – тоже без предупреждения. От него исходили какие-то волны – знаешь, когда человек перебрал адреналина, когда все его существо перевозбуждено. Я боялась его в такие моменты. Не зря боялась. В самый первый раз я начала разбираться – где был, с кем… Он схватил вот такой же
Мэри вздрогнула и закрыла руками лицо. Я запахнула полы халата, укуталась до самого подбородка.
– Это научило меня не задавать ему вопросов – никогда, что бы ни случилось. Ты, наверное, думаешь – почему эта дуреха не ушла? А я не могла уйти. Куда? Меня никто нигде не ждал, а Алекс при всей своей вспыльчивости и жестокости все-таки любил меня. Ты бы видела, что с ним было, когда ушел доктор…
– Прекрати, Марго, не могу больше… – Мэри схватила сигарету и посмотрела на меня. – Ты не поверишь, но он говорил мне об этом. Я думала – пьян, бредит… Оказывается…
– Мэри, я прошу тебя – дослушай, – взмолилась я, беря ее свободную от сигареты руку в свои. – Мне необходимо выговориться, иначе я сойду с ума… Я прошу тебя…
– Марго… умоляю – не сегодня…
Значит, не сегодня. Я понимала – у нее своих проблем по горло, и замужество это нелепое, и Алекс, пудрящий ей мозги в аське… И вряд ли именно сейчас ей нужна вся правда о нем. Наверное, всему свое время…
Не сегодня.
Как скажешь, Мэри.
Я подожду.
Так странно – из моей жизни постепенно исчезают все, кто мне дорог. Только Рома неизменен. Наверное, так всегда и бывает.
Мэри, правда, не исчезла. В первый год замужества она продолжала танцевать и довольно часто прилетала в Москву, не пропуская ни одного турнира, даже не очень крупного. Меня это радовало – я настояла на том, чтобы Мэри ни в коем случае не останавливалась в гостиницах, а жила у меня.
Это были самые счастливые дни. С утра мы вскакивали, наскоро по очереди бежали в душ, потом Мэри около получаса занималась прической – в ванной после долго стоял запах геля для укладки, лака и воска. Макияж ей делала я – мне доставляло удовольствие разрисовывать ее лицо, превращая обычную девушку в куклу с огромными ресницами. Оставалось только нанести на все тело автозагар из флакончика, растушевать все это губкой – и все, можно одеваться и ехать.
К счастью, я успела купить машину – не «Ауди», конечно, но вполне приличную «Тойоту Короллу», и нам не приходилось спускаться в метро. Мэри сидела рядом со мной сосредоточенная, спрятав руки в рукава куртки либо шубки – по сезону, – и вытаскивала их, только чтобы закурить.
Мне все время хотелось спросить, планируют ли они с Костей детей, но как-то в последний момент язык цеплялся за зубы – и я молчала.
А потом поездки прекратились. Мэри позвонила как-то и срывающимся от слез голосом сказала, что Костя категорически запретил ей выступать.
– Представляешь – опозорил на всю тусовку, – рыдала Мэри. – Приехал со своими быками и прямо посреди танца с паркета меня забрал! Посреди румбы – вышел, перекинул через плечо, как куль муки, и унес! Так и сказал: нечего, мол, меня позорить, на тебе почти ничего не надето, и мужик чужой тебя у всех на глазах лапает…
Я посочувствовала, конечно, но в душе понимала, что Костя поступил так, как поступают все мужчины его национальности – мое никто не может трогать, видеть и вообще. Мое – это мое. Удивительно, как Мэри этого не понимала…