Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Ведь только в сновидениях или волшебных сказках события жизни обретают порой такой невероятный, такой фантастический оборот. Казалось, тот факт, что этот молодой человек снова вторгся в ее жизнь — в тот момент, когда она менее всего этого ожидала, когда она уже совсем решилась выйти замуж за Сент-Андре, — и вправду был скорее из области грез, феерических снов, чем реальной действительностью! Судьба ее вот-вот должна была определиться, обрести новые пути, и, похоже, навсегда. Но тут появляется Жак, и все вновь круто меняется!
Во всяком случае, были минуты, когда она и вправду в это поверила… Пока, похолодев от ужаса, не оказалась свидетельницей ссоры между Дюпарке и виконтом. И тут все ее надежды сразу растаяли, рассеялись как дым. Ведь о фехтовальном искусстве Тюрло ходили легенды. Можно ли было надеяться, чтобы этот опытный дуэлянт, прослывший непобедимым, вдруг пощадил Жака? Никакой надежды!
Она неимоверным усилием сдержала стон, вот-вот готовый сорваться с ее уст. Ноги подкашивались, и ей пришлось опереться на руку Сент-Андре, чтобы не рухнуть наземь.
Потом она послушно позволила Сент-Андре усадить ее в карету, где, убитая горем, откинулась на сиденье, так и не обмолвившись за всю дорогу ни словом.
Они подъехали к особняку в тот самый час, когда Жак с Пьером повстречали на Арбрисельской улице президента Фуке.
Сент-Андре помог Мари выйти из кареты. Он заметил, что она слегка дрожит, а руки ее холодны как лед.
— Похоже, вы чем-то взволнованы, душа моя, — обратился к ней он. — Уж не глупая ли ссора этих двух молодых петушков была тому виною?
— Ах, Жак, — ответила она, силясь скрыть свою тревогу. — Вам ведь известно, Жак, что я не привыкла бывать в обществе… во всяком случае, в обществе такого сорта. Кроме того, я еще никогда не видела, как вызывают на дуэль. Неужто эти люди и вправду намерены драться и убить друг друга?!
Он взял ее под руку, чтобы провести в дом, где отпустил на минуту, чтобы кинуть лакею ее накидку. Потом обратился к Мари:
— Я провожу вас…
Она вздрогнула и умоляюще проговорила:
— О нет, Жак, прошу вас, только не сегодня! Час уже поздний, и я совсем без сил! К тому же этот вечер кончился так печально… Это вконец меня убило…
И поскольку лицо ее, дабы замаскировать истинные причины отказа, лучилось самыми радужными обещаниями, он с сочувственной улыбкой промолвил:
— Что ж, девочка моя, в таком случае, отдохните хорошенько! А я потом зайду проведаю, удалось ли вам заснуть…
Не оборачиваясь, она взбежала по лестнице, что вела в ее покои. Все это время Сент-Андре неотрывно следил за ней. И отвел взгляд лишь тогда, когда она исчезла, затворив за собою дверь. Он позвал лакея и велел подать бокал испанского вина.
Смакуя вино, он представлял себе, как Мари раздевается, готовясь ко сну. И видение это привело его в такое сильное возбуждение, что ему не без труда удалось справиться со своими чувствами.
Овладев собою и продолжая маленькими глотками потягивать вино, он принялся воскрешать в памяти, как впервые встретил на своем пути Мари.
Не без снисходительной усмешки вспомнил он представление ко двору этого плотника Жана Боннара; этакий смущенный верзила, который вконец растрогался, когда король объявил ему, что намерен вознаградить за услуги, оказанные королевскому флоту успешной постройкой корабля для господина д’Эснамбюка. Все от души потешались над нелепым великаном, тем более что за спиной его, немного в стороне, скромно потупив голову, стояла его юная дочь. Платье на ней было таким коротким и выглядело таким нищенским, что вызывало смех у благородных аристократов и придворных вельмож.
Когда же король, улыбаясь и даже явно потешаясь этим зрелищем, предложил Мари подойти ближе, та, совсем стушевавшись, попыталась было сделать реверанс, но споткнулась на ровном месте и непременно упала бы, не поддержи ее вовремя крепкая отцовская рука. Взрыв смеха огласил высокие своды дворца.
Даже его величество и тот не смог сдержать улыбки. Вся зардевшись от стыда, Мари зарыдала.
Это происшествие при всей своей мимолетности, должно быть, развеселило двор на весь оставшийся день. Жак Боннар взял дочь под руку и повел ее прочь. В полном замешательстве Мари не видела ничего вокруг, напрочь позабыв все, чему ее учили в монастыре.
Лишь один Сент-Андре проявил к ним тогда сочувствие. Отделившись от толпы придворных, он незаметно последовал за странной парой и, едва нагнав их, с большим почтением поклонился Жану Боннару.
Тот, вспыхнув от возмущения, грубо выпалил:
— Чего вам надо? Думаете, если мы бедны, то над нами можно насмехаться? Да вы мизинца нашего не стоите!
— Послушайте, сударь! — возразил Сент-Андре. — Право, если бы я и вправду относился к вам без должного уважения, разве поспешил бы вслед за вами? — Потом обратился к девушке: — Дитя мое, никто лучше меня не понимает вашего смущения. Все эти почтенные господа, которых вы здесь нынче видели, уже забыли, как сами выглядели, когда их впервые представляли ко двору. Ваша же неловкость была просто прелестна. Право, не стоит так сокрушаться… Послушайте… Вы так милы, так очаровательны!..
И на глазах у опешившего Боннара взял девушку под руку.
Втроем они вышли в сад и направились к высокой решетке. Боннар даже не слышал, что там этот краснобай, этот знатный вельможа плел его дочери. В полной уверенности, что причиной такого внимания со стороны Сент-Андре было покровительство, оказанное ему самим королем.
Наконец Мари немного пришла в себя и даже одарила старика улыбкой.
Тогда он снова обратился к Боннару и предложил:
— Я отвезу вас домой. Только отыщу свою карету…
Сент-Андре опорожнил бокал, поглядел в сторону лестницы, что вела в апартаменты Мари, и прикинул, что по времени она, должно быть, уже вот-вот ляжет в постель. Однако подумал, что после пережитых волнений было бы, пожалуй, еще слишком рано подниматься к ней. Сам взял графин с малагой и налил себе еще один бокал.
Одна в своей спальне, Мари начала неторопливо раздеваться.
Положила на столик из ценнейшего дерева, доставленный прямо из Макао, свое массивное бриллиантовое колье, кольца, броши, жемчуга. При свете высокого медного канделябра все эти сокровища переливали сотнями огней.