Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Ступай! — повторила она. — Отведи лошадь в конюшню!
Не успела она проговорить эти слова, как из-за поворота дороги появилась Жюли.
Было уже поздно. Служанка улыбалась, глаза ее блестели ярче обычного. Мари, сама того не желая, ножкой топнула от нетерпения.
Однако горничная, не успев въехать во двор, тут же помахала хозяйке рукой и приветливо рассмеялась.
Не в силах сдержать любопытства, Мари поинтересовалась из окна:
— Ну что?
— Всех к смертной казни! — ответила Жюли радостным голосом, в котором звучали какие-то непривычные нотки.
Мари с облегчением вздохнула и пробормотала:
— Наконец-то!
Будто вдруг освободилась от какого-то тяжелого груза.
Она вернулась к себе в спальню, размышляя, что, похоже, Лапьерьер наконец-то научился заставлять людей подчиняться своим приказаниям и, возможно, ей удастся чего-нибудь добиться от этого человека, которому, судя по всему, расстрел в форте придал немного твердости и уверенности.
Теперь, успокоившись, она без всякой спешки спустилась вниз, дабы узнать из уст Жюли подробности судебного процесса.
Жюли еще не успела переступить порога прихожей, когда Мари уже появилась на нижних ступеньках лестницы.
Жюли повторила:
— Всех к смертной казни! Их только допросили, вот и все. Судья спросил, есть ли свидетели, но, мадам, легко можете себе представить, что никто так и не объявился. Даже Лефору с капитаном Байарделем и то не пришлось вмешиваться. И получаса не прошло, как все уже закончилось.
— Чудесно! — порадовалась Мари. — И все это благодаря судье. Ну а что же Лефор?
— Ах, мадам! Лефор просто сиял. Поначалу-то вид у него был довольно озабоченный. Ну а потом и он заулыбался…
— А кто был в зале?
— Вся самая шикарная публика Сен-Пьера, мадам, и крестьяне со всего острова!
— А капитан Байардель?
— Конечно, и он тоже!.. Где Лефор, там и Байардель, как же иначе?
— А господин де Лапьерьер?
— Вот кого не видала, того не видала.
— Понятно… Должно быть, он предпочел не показываться в суде… — проговорила Мари. — Ладно, Жюли, ты, наверное, умираешь с голоду, ступай-ка поешь… А я, пожалуй, возьму лошадь и немного прогуляюсь.
Жюли устремилась в сторону буфетной, госпожа же тем временем вышла во двор и приказала Кенка оседлать свою лошадь. В ожидании она прошлась по саду, рассматривая цветы и ванильные растения, которые велела посадить у подножья деревьев. Орхидеи грациозно обвивались вокруг стволов, но пока еще не цвели. Мари знала, с каким вниманием необходимо следить за появлением этих цветов, ведь живут они всего каких-нибудь пару часов, а опылять их, в основном, приходится искусственно. Потом вернулась к конюшне и увидела, что лошадь уже готова. Раб держал ее под уздцы.
— Ты так и не оделся, — заметила она. — Если ты и дальше не будешь мне повиноваться, Кенка, я прикажу тебя выпороть, двадцать ударов кнута, от ляжек до самой спины, да еще велю втереть в кожу побольше перца, может, хоть это тебя чему-нибудь научит! Ладно, а теперь помоги мне взобраться, подставь-ка руку.
Он протянул ей широкую ладонь, она ступила на нее своей крошечной ножкой и, легко оторвавшись от земли, проворно вскочила в седло.
Нежно похлопывая лошадь по шее, она выехала за ворота замка, однако, едва они оказались на дороге, Мари подхлестнула ее и понеслась вскачь.
Прогулка ее не имела никаких определенных целей. С тех пор как гости в замок стали заезжать все реже и реже, она частенько верхом слонялась наугад, порою просто следуя капризу своей лошади, однако неизменно возвращалась домой до наступления темноты, ведь тропическая ночь всегда вселяла в нее какой-то необъяснимый страх, вызывала странную тревогу.
Правда, в этот час солнце было еще высоко; постепенно угасая над морем, оно излучало ослепительное сияние, словно огромное серебряное блюдо…
Внезапно она натянула поводья, пытаясь остановить лошадь, ибо где-то на дороге ей вдруг послышался стук копыт другого коня. Не иначе как кто-то спешит в замок, с визитом к ней. Еще один непрошеный гость. Уж не Лапьерьер ли?
Вскоре показался всадник, его широкоплечая фигура издали поражала своей внушительностью. Он вел беседы со своей лошадью, как то имел привычку делать лишь один Лефор, рассказывая ей всякие истории, призывая ее в свидетели и требуя высказать свое мнение, которое животное, вынуждаемое натянутыми в нужный момент поводьями, похоже, неизменно разделяло с наездником послушными кивками своей длинной морды.
Мари улыбнулась при виде того, кто стал ей другом и кто дал ей доказательства самой большой преданности.
— Господин Лефор! — крикнула она. — Здравствуйте, господин Лефор!
Она поняла, что он и не подозревал о ее присутствии, по тому, как он резко подпрыгнул в седле, словно человек, которого вдруг вырвали из мира грез.
— Примите мои наипочтительнейшие поклоны, мадам, — проговорил он тем не менее, срывая с головы свою украшенную перьями шляпу.
— Вы ехали в замок?
— Да, мадам, я направлялся туда, дабы довести до вашего сведения новости о судебном процессе.
— Я уже знаю, каков приговор, — сообщила ему Мари. — Я посылала в Сен-Пьер Жюли, и она оказалась проворнее вас…
— Дело в том, мадам, что вашему покорному слуге пришлось еще присутствовать и на другом разбирательстве, о коем надеюсь иметь честь доложить вам… Не соблаговолите ли спуститься в форт?
— Я выехала прогуляться, — проговорила Мари. — Вы можете сопровождать меня.
Он развернул свою лошадь и подождал, пока Мари окажется рядом с ним, дабы получше приноровиться к поступи ее лошади.