Мари Галант. Книга 1
Шрифт:
Она обеими руками схватилась за голову. Его доводы были убийственны. Она думала о Лефоре, давно не дававшем о себе знать, и о Байярделе, присягнувшем ей на верность, и говорила себе: осудить Лефора – значит в самое сердце поразить капитана сторожевого судна! Ради того, чтобы оставаться хорошей матерью и верной в своем вдовстве супругой, могла ли она пожертвовать двумя этими людьми, которым была обязана очень многим, если не всем своим счастьем?
Однако действительность была более жестокой, а чувства в государственных делах, повторяла она про себя, ни к чему хорошему никого не приводили.
Режиналь, несомненно, прав! Любой ценой необходимо прежде всего спасти наследство юного Жака. А там будет видно, что делать.
По ее понятиям, действовать нужно было как можно скорее. Так она, впрочем, и поступала, торопясь созвать Высший Совет на следующий день после похорон любимого супруга, когда мысленно она еще оставалась с ним и мечтала, чтобы так было всегда.
Режиналь ласково похлопывал ее по руке. Она ее не убирала, потому что не усматривала в жесте шотландца ничего дурного, никакого ухаживания, а лишь проявление симпатии, обычной дружбы.
Правда, шевалье остерегался ухаживать за ней в столь неподходящий момент, но был заранее уверен в успехе, так как давно преодолел сопротивление Мари. Почему же теперь, когда ее супруга нет, она откажет ему в любви, на которую была так охоча при жизни генерала?
Он следил за происходившей в ней борьбой и отмечал, что его доводы приняты.
Если бы он не владел собой, он потер бы от удовольствия руки.
Действительно, все теперь было ясно. Если Мари потребует утвердить ее в должности, которую занимал генерал, она этого без труда добьется от Высшего Совета, тем более что примет план действий своего противника Мерри Рулза, а не тот, которого придерживался генерал Дюпарке. Когда она станет королевской наместницей Мартиники, Режиналь по-прежнему будет ее советчиком и наставником. Но в таком случае основная угроза, мешавшая планам шотландца, будет устранена. Он сможет преспокойно призвать на помощь своих английских друзей. Остров окажется в их руках. И губернатором, в свою очередь, станет он; да, единственным губернатором и еще со многими почестями.
Сейчас необходимо было добиться одного: уничтожения французских флибустьеров!
Он выпустил руку Мари и встал. Размеренным шагом прошелся по комнате и вернулся так же не спеша, словно размышляя, взвешивая и оценивая каждое слово.
– Дорогая Мари! – сказал он наконец. – Осмелюсь дать вам совет: хорошенько все обдумайте перед собранием Высшего Совета, созванного вами на завтра. Говоря это, я действовал, надеюсь, как добрый советчик, верный друг и, главное, честный человек. Взвесьте все, что я сказал, и вы поймете, что я прав… Однако мне бы хотелось, чтобы вы немного отдохнули. Эти дни дались вам нелегко, мой друг. Уже поздно, вам необходимо лечь: ведь завтра вам предстоит говорить перед людьми, среди которых будут и недоброжелатели, и надо выглядеть свежей и отдохнувшей.
– Спасибо, Режиналь, – поблагодарила она. – Пойду лягу. Вы доказали мне свою дружбу, и я не намерена оспаривать советы человека ваших достоинств и дипломата вашего ранга.
Помимо своей воли Режиналь выпятил грудь. Он одержал над Мари верх.
Режиналь поклонился. Она подала ему руку для поцелуя. Он задержал свои губы несколько дольше положенного, но все-таки действовал довольно скромно, так что Мари не сочла его жест вызывающим.
– Прощайте, – проговорил он. – Приятного вам отдыха и до завтра.
Он попятился к двери, но на пороге, словно усомнившись в правильности принятого Мари решения, угрожающе наставил на нее указательный палец, будто увещевал непокорного ребенка:
– Не забудьте: первое, когда вы установите право вашего малыша Жака на наместничество острова, – уничтожение пиратов и флибустьеров, опустошающих эти края. Вы получите единодушную поддержку, если заявите, что борьба с ними начнется, как только вы станете регентшей… Ну, прощайте, дорогая…
Он отворил дверь, неслышно вышел и отправился в свою комнату ждать Жюли.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мерри Рулз снова встречается с колонистом Пленвилем
В заведении под названием «Во славу Королевы» собирались главным образом моряки, сходившие на берег или уходившие в плавание. Днем там велись деловые переговоры – ведь торговый квартал, рынок находились в двух шагах. Там можно было обменять юную негритянку-девственницу на рослого негра или раба атлетического сложения на пару молодых негров. Можно было и купить их. Колонисты, спускавшиеся со своих холмов на ярмарку, заходили в «Во славу Королевы» поесть, выпить тростниковой водки, уику или гильдивы, а иногда и французского вина, после чего расходились по своим делам.
Если случалось задержаться допоздна, то есть до ночи, хозяин таверны Безике предоставлял в их распоряжение комнату с тараканами, где стояла кровать без матраца, кишевшая зелеными и серыми насекомыми, воевавшими между собой.
Однако место было тихое, пропахшее самыми разными видами курева со всего света – от крепких смесей, что курили голландцы, до медового табака с Больших Антильских островов, от португальского черуто до горьких, не хотевших зажигаться табачных листьев с Мартиники.
Несомненно, заведение ни в чем не уступало другой таверне Сен-Пьера «Дылда Нонен и Гусь», располагавшейся в деревянном, потемневшем от времени сарае недалеко от реки Отцов Иезуитов, над фортом; таверна отражалась в зеленоватых рифленых водах залива. Порой через широко распахнутую дверь виднелся лес мачт, покачивающихся на воде.
Сверх того, у хозяина имелись свои обычаи! Он знал, как подобает обходиться с капитаном судна, пришедшего из Франции с большим грузом в трюме и с набитым кошелем в кармане; хозяину было известно, что следует держаться начеку, имея дело с невольничьими судами; их капитаны переживали порой настоящие удары судьбы, и если одному удавалось выгодно сбыть сразу сотню рабов из Индии, то другой нищенствовал, обремененный тысячью чернокожих, измученных морской болезнью, оспой или чумой.
Наконец, в отличие от своего конкурента из «Дылды Нонен и Гуся», хозяин первой таверны строго-настрого запрещал вход чернокожим и мулатам, чтобы не отпугнуть клиентов, любивших вкусно покушать, но разборчивых в окружении… Эти клиенты не желали оказаться бок о бок с черномазыми, разве только в постели, да и то с негритяночками!
Колонист Пленвиль спешился у «Во славу Королевы» и остановился на минутку под масляным фонарем, раскачивавшимся на цепи под порывами ветра, резкого и соленого, как никогда.
Несколько кораблей волочили якоря, спустив все паруса; на берегу не было ни души.
Пленвиль склонился в поисках железного кольца, к которому хотел привязать лошадь, и, стреножив ее, неторопливо вошел в таверну.
Посетителей было немного: трое матросов с голландского судна, пополнявшего запасы пресной воды в Сен-Пьере и державшего курс на Сент-Кристофер; колонист из Макубы, еще один из Фон-Капо – они пили вместе, обмениваясь впечатлениями о грандиозных похоронах, на которых им довелось присутствовать.