Мари Галант. Книга 2
Шрифт:
Отцу Фовелю стоило немалых усилий его удержать. В окошке дилижанса мелькнули лица Лефора и Виллера. Виллер светился от радости, а на губах флибустьера мелькнула странная усмешка. Монах с трудом сдержался, хотя его так и подмывало потереть руки. Тем временем на глаза доминиканца навернулись слезы.
Отец Фовель подвел его к столу и сказал:
– Можете утешиться, брат мой. Обещаю, что все уладится! Могу даже вам сказать, что мы приедем в Париж раньше, чем прибудет дилижанс!
– Это невозможно!
– Ставлю лиард [3]
– Ах, брат мой! – оскорбился монах. – Как вы можете так говорить!
– Ба! – не смутился отец Фовель. – Разве дело в манерах! Посмотрим, как вы заговорите, когда сыщутся верительные грамоты.
– Разумеется! – тяжко вздохнул монах и вдруг досадливо поморщился. – Подумать только! Приехать издалека, привезти послания чрезвычайной важности в целости и сохранности и тут же потерять важнейшие бумаги!
С улицы доносились щелчки кнута, окрики, прощания, сопровождавшиеся либо смехом, либо слезами.
3
Старинная французская медная монета. (Здесь и далее примеч. пер.)
– Уезжают! – посетовал отец Фейе.
– Раз я с вами, можете быть спокойны! Доверьтесь мне! Даю обе руки на отсечение, что найду ваш требник!.. Эй, хозяин! Эй!
Дилижанс скрылся, гремя окованными колесами. Звон бубенцов постепенно стихал.
Хозяин заведения подошел к двум посетителям. Несмотря на мороз, несчастный обливался потом.
– Два пистоля, отец мой! – вскричал он, обращаясь к отцу Фовелю. – Эти негодяи не доплатили мне два пистоля!
Монах поднес руку к поясу:
– Вот вам пара пистолей, и довольно об этом, прошу вас. Доставьте-ка лучше нам удовольствие: осмотрите солому, на которой мы нынче спали. Не найдется ли там, случаем, требник прославленного брата доминиканца?
– Невозможно! – возразил отец Фейе. – Я снес его вниз вместе с вещами.
– Сходите все же наверх, хозяин! – продолжал настаивать отец Фовель, ничем не выдавая своего нетерпения. – Однако прежде подайте мне кружку лучшего вина, какое у вас найдется: после этих волнений я чувствую себя совершенно разбитым…
Доминиканец грустно качал головой. Действия хозяина представлялись ему совершенно бесполезными. Про себя он размышлял, хватит ли ему мужества предупредить дозорных. Он рассуждал: «К чему? Если я стал жертвой кражи, вор теперь находится в дилижансе. А дилижанс уже далеко».
Вдруг он подскочил как ужаленный: эта мысль пробудила в нем угрызения совести.
– Дилижанс! – вскрикнул он, задыхаясь от отчаяния. – Дилижанс… Конечно, вор – там! Святые небеса! Зачем я послушался вас, отец Фовель?! Зачем?
Тот молча попивал принесенное вино и ничего не ответил. С невозмутимым видом вынул из-под сутаны короткую трубку и стал размельчать табак в углу стола. Но прикурить не успел: в зале появился хозяин заведения с книгой в руке. Он подошел к обоим монахам и, усмехнувшись и всем своим видом показывая глубочайшее презрение,
– Держите, вот она, ваша книжка! Стоило ли так шуметь, да еще и дилижанс упустили!
Доминиканец, ни слова не говоря, набросился на требник и лихорадочно перелистал его. Он нашел свои бумаги нетронутыми, на прежнем месте.
– Святая мадонна! – взмолился он. – Я был совершенно убежден, что взял книгу с собой! Брат мой! Как вы догадались, что она в соломе?
– Я сам ее туда положил, – не смущаясь, признался монах.
Доминиканец отпрянул с такой порывистостью, что отец Фовель протянул руку и подхватил его, опасаясь, как бы тот не опрокинулся навзничь. Потом он пояснил:
– Я положил ее туда сам, чтобы знать наверное: никто другой не положит вашу книгу в такое место, где мы никогда не смогли бы ее отыскать. Теперь все хорошо. Выпейте этого вина и соберитесь с силами.
Монах постепенно приходил в себя: его щеки порозовели, а дыхание сделалось ровнее.
– Нет, не все так хорошо, как вам кажется! Из-за вас я пропустил дилижанс! А еще вы собирались предупредить дозорных! Не знаю, что за демон скрыт под вашей серой сутаной, но скоро увижу: я сам схожу за стражей! И тогда уж вы ответите мне за все!
Отец Фовель медленно покачал головой:
– Спокойно, спокойно! Помолчите хоть немного, дайте и мне слово сказать. Вы уже целый час хнычете, жалуетесь, заламываете от отчаяния руки. Из-за требника, который, вопреки тому, что сказал мой друг Лефор, не стоит и трех грошей на распродаже, а от силы два сантима, да и то будет дорого! Теперь вы его нашли, так чего же угрожать и бушевать! На вашем месте я бы послушал и узнал, зачем отец Фовель разыграл этот дурацкий фарс…
– Поторопитесь с исповедью. Я чувствую, что моему терпению приходит конец, предупреждаю!..
Отец Фовель облокотился на стол и взглянул достойному монаху прямо в глаза:
– Чтобы наставить вас на правильный путь, я задам вам один вопрос. Представьте, что вас в самом деле обокрали и вы теперь уверены, что ваш требник вместе с вложенными в него бумагами лежит в кармане у негодяя, который едет сейчас в Париж, сидя в дилижансе. Не угодно ли вам сказать, святейший отец, на кого пали бы ваши подозрения?
Задумавшись, доминиканец болезненно поморщился и наконец признал:
– Брат мой! Я не могу обвинить никого, нет, никого. Я не вижу, кому было бы выгодно украсть у меня эти бумаги.
– Эх! – бросил отец Фовель, подняв голову и прищурившись. – А если б я вам сказал, что это было бы чрезвычайно выгодно шевалье де Виллеру?
– Невероятно! – вздрогнул доминиканец и раздраженно повторил. – Невероятно! Брат мой, вы пытаетесь свалить свою вину на славного и благовоспитанного дворянина! По-моему, шевалье де Виллер вне всяких подозрений, я и прошу вас оставить свои измышления! Я хотел бы забыть о нанесенном мне ущербе, а также простить ошибку, которую вы совершили по отношению к высокочтимым и могущественным лицам на Мартинике, но предупреждаю – это последняя шутка, которую вы сыграли со мной!