Мари в вышине
Шрифт:
Пойду приму горячий душ.
13
Антуан с трудом унял гомерический хохот, когда я рассказала ему о своих приключениях. Он представлял себе лейтенанта, связанного на полу моей кухни и умоляющего Сюзи развязать его, чтобы он мог пойти пописать.
– С тобой вечно случается что-то невероятное!
Но он все же признал, что букет роз – это серьезно. Пришлось принести ведро из сыроварни, чтобы поставить цветы в воду. И я все-таки обернула ведро алюминиевой фольгой, чтобы не была видна реклама молочной закваски.
– Люди,
– Спроси у своей собственной, она в курсе!
– И с тех пор ничего? – удивился он.
А ведь знает, что я ему все рассказываю. Даже такое.
– Еще один довод «за», – добавил он.
– А если он меня бросит, как та сволочь Жюстен?
– А если не бросит? Тебе не кажется, что ты в полном праве переключиться на что-то другое? Или из-за своего печального опыта ты поставила крест на всех мужчинах разом? А Сюзи?
– У Сюзи есть ты. Да и вообще, с тех пор, как он появился, посмотри, что здесь творится! Арест, неожиданное нападение. Он холодный и неприятный.
– Холодные и неприятные типы не знают адресов цветочных магазинов.
– Да, но он унылый, серый, жесткий и…
– Притягательный, ты сама говорила. Вот тебе еще один довод: узнаешь его получше.
– Ну, не уверена. Мне надо подумать.
– Тогда дай ему помаяться, посмотришь, что он будет делать…
Если вдуматься, так это я холодная и неприятная. Мужик посылает мне букет размером больше Сюзи, чтобы извиниться за свой ляп и пригласить на ужин, а я еще о чем-то раздумываю.
Но мне страшно. Я такая, какая есть, и теперь, когда у меня есть и Сюзи, и Антуан, зачем мне менять свою жизнь? Чтобы получить взамен что?
Я думала, что со временем забыла Жюстена, но боль все еще не прошла. Он всадил мне нож в спину, я думала, что рана зарубцевалась, а она открывается снова и снова.
Может, мне удастся выздороветь, а? Вылечит ли меня другой, или ему удастся только чуток стянуть края раны? Но мне хочется верить, что я достаточно взрослая, чтобы исцелиться самой.
Путь к выздоровлению пролегает через осторожность. Я послушаюсь совета Антуана и дам этому типу помаяться. Если он продолжит настаивать, я соглашусь.
14
15
Почему она не звонит? Почему мне никто никогда не звонил, кроме не в меру любопытной библиотекарши и любвеобильной соседки в старом доме, которая была совсем не в моем вкусе? Впрочем, когда надо просто кого-нибудь трахнуть, перебирать не приходится. А вот ежедневно набирать чей-то номер – дело другое…
Кстати, а какие женщины в моем вкусе?
Она должна быть маленькая, потому что я должен ощущать себя защитником, а если нужно вставать на цыпочки, чтобы поцеловать ее, или бегать вокруг, чтобы обхватить, тут мне становится не по себе.
Крепкая, потому что я собираюсь брать ее с собой на велосипедные прогулки и не хочу ждать до морковкина заговенья на каждой горке.
Умная, чтобы мне было с кем поделиться, потому что есть чем, за неимением в прошлом всего остального.
Храбрая, потому что только так можно справиться, а если я встречу девушку, которая не справляется, как же справлюсь я сам?
Чувствительная, потому что я сам такой и нуждаюсь в понимании. Только чувствительный может понять чувствительных. Тут вырисовывается одно тонкое различие между восприятием определенной формы чувствительности как достоинства и отношением к ней же скорее как к недостатку. У меня реальных недостатков выше головы, так что я не хочу добавлять еще и этот в глазах той, что меня полюбит.
Во всяком случае, после Розы-Лины и ее ответа, сработавшего как гильотина, я примирился с неизбежным. С какой стати мне надеяться найти достойную девушку, если я родился в грязи, человеческой и материальной?
Итак, кто в моем вкусе?
Маленькая, крепкая, умная, храбрая, чувствительная.
Мари.
Я действительно полный идиот. Думаю, я потерял все шансы еще раз ее увидеть, когда набросился на нее. И она права. Я ее не стою, даже если речь идет просто об ужине. Это невыносимое ожидание не дает мне заснуть уже три дня. Потому что я раздумываю, подсчитываю, пережевываю, представляю себе, надеюсь, отчаиваюсь, цепляюсь, брежу, принимаю душ, рисую. Мне даже кажется, что этой ночью я молился. Последняя надежда отчаявшегося!
Это и есть любовь? Настоящая, я хочу сказать. Та, которая творит прекрасные пары на долгие времена. Спасибо, дорогие родители, этому вы меня не научили. Мадлен дала мне любовь, любовь к ребенку, но ее саму я никогда не видел влюбленной. Поэтому кручусь как могу со своими мигрирующими нейронами, бунтующими мужскими гормонами, которые приходится усмирять холодным душем, и полным разбродом чувств. Я разберусь с ними по мере сил. Если я сумел самостоятельно научиться рисовать и играть на пианино, сумею научиться и любви.