Мари в вышине
Шрифт:
И в данный конкретный момент, на последнем повороте к ферме, мое сердце бьется с бешеной скоростью.
Я прибыл ровно в семь тридцать. Сюзи уже поужинала, но ждала меня, чтобы поцеловать.
– Ты такой гладкий и вкусно пахнешь! Антуан всегда немного колется. Ты будешь хорошо себя вести с мамой, да?! А то она тебя свяжет, как овцу!
– Я буду хорошо себя вести, обещаю!
Я протянул ей маленький сверток, который прихватил для нее. Энергично раздирая бумагу, она широко распахнула глаза, перед тем как одарить меня еще одним поцелуем. Потому что я такой гладкий.
– Смотри, мама, цветные карандаши и толстый альбом для рисования!
– Отлично! А теперь скажи ему спокойной ночи и пошли.
Мари проводила ее в кровать, рассказала
На огне стояла чугунная кастрюля, от которой исходил восхитительный аромат. Стол был накрыт, и Сюзи написала наши имена на кусочках картона. Она кажется действительно очень развитой для своего возраста. Я почувствовал, что меня принимают. Они говорили между собой об этом ужине, они его подготовили. Они меня ждали. От этого становится хорошо на душе. И даже чертовски хорошо. Уже двадцать лет меня никто не ждет. Я не создан для одинокой жизни, иначе был бы счастлив, что меня никто не ждет. А ведь я все сделал, чтобы так оно и было. Поди пойми.
Я погладил Альберта, который спал в своей корзине, усталый после трудового дня.
– А он быстро к вам привык, этот пес. Обычно он не так сговорчив, – бросила она, спускаясь по лестнице.
– Наверно, чувствует мое к нему расположение.
Она была очень красива. Без особых затей. Широкие черные брюки, перехваченные внизу, мягкая ткань которых подчеркивала каждое движение. Хлопковая бледно-розовая рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. И никакая больше не грозила расстегнуться. Она надела лифчик, его бретельки просвечивали сквозь ткань. Значит, ее соски будут вести себя прилично. Волнистые волосы мягко ложились вокруг платка, просто повязанного вокруг шеи. Легкий макияж. Едва-едва. Так же красива, как если бы шла доить коров. Мне было плевать с высокой колокольни на то, что она никогда не будет красоваться на обложках женских журналов. В глубине моих глаз она была красива. А я больше не был объективен.
Она улыбалась, вела себя раскованно и, казалось, была настроена провести приятный вечер, забыв о наших прошлых осложнениях.
– Спасибо за орхидею, она чудесная.
Потом взяла бутылку вина.
– Великолепный выбор.
Я остановился на анжуйском каберне позднего сбора, сказав себе, что мы могли бы начать с него в качестве аперитива, а потом допить в конце ужина.
Первое испытание я прошел с блеском. И слегка расслабился. Сердце начало успокаиваться.
Она поставила Нору Джонс – негромко, под сурдинку. Свеча на столе. Приглушенная атмосфера. Если отвлечься от металлического позвякивания перегородок в стойле и похрапывания Альберта, могло показаться, что в мире нет никого, кроме нас.
Я налил нам по бокалу, пока она хлопотала у плиты. Желудок у меня так и крутило – то ли от усиливающегося голода, то ли от нарастающего страха.
Наверно, ужины вдвоем – это как собеседование при приеме на работу: чем чаще они у тебя случаются, тем вольготней ты себя чувствуешь. Подобные этому я мог пересчитать по пальцам одной руки, причем рука вполне могла быть двупалой. А чтобы напротив сидела девушка, которая столь полно соответствовала всем критериям «моего вкуса», – такое случилось впервые.
20
21
Он пришел вовремя. Очень хорошо для Сюзи. Не знаю, почему она так быстро к нему привязалась. Может, потому, что он продемонстрировал свои слабости. То, что она спасла его от паука, должно иметь для нее особое значение. А еще получить в подарок цветные карандаши и альбом для рисования! Он нашел к ней подход.
Этим вечером от него исходила совсем другая энергия. Что касается меня – никакого муравейника на горизонте, только легкая расслабленность. С самого полудня я готовилась к этому ужину, полная беспокойства и мучительных воспоминаний о своем последнем опыте.
Антуан, приехавший помочь мне с дойкой, настоятельно посоветовал мне не напрягаться и спокойно выждать. И у меня почти получилось. Я с легкостью слушаюсь Антуана.
Он выложил на стол белую орхидею с двумя веточками и хорошую бутылку вина. Как он умудрился так точно угадать мои вкусы?! Дом старый, и стены в нем толщиной в полметра. Северный подоконник – идеальное место для орхидей.
Мы уселись за стол, чтобы выпить аперитив. Молча поглядывали друг на друга, не очень понимая, с чего начать. Смущенные улыбки, опущенные глаза. Впервые у меня было время действительно его рассмотреть. У него зеленые глаза, каштановые, чуть вьющиеся волосы. Квадратное лицо. Широкий лоб, тонкий нос и четко очерченные губы. Довольно заметный шрам на подбородке, который придавал ему слегка строптивый вид, а мне дал повод прервать молчание, которое понемногу становилось решительно давящим.
– Откуда у вас этот шрам на подбородке?
– Печальный случай, когда мне было шесть лет. Крутой поворот в моей жизни. Что и обусловило мое присутствие здесь сегодня.
– Даже так?
– Теория бабочки [17] . Взмах крылышками в Ариеже и ураган в Китае. Я вот начал с урагана. А сегодня ужинаю с бабочкой.
Держись, Мари, ты же дала себе слово не поддаваться, даже на ласковые слова, особенно на ласковые слова, но, черт возьми, как же это приятно!
17
Имеется в виду «эффект бабочки» – теория, которая подразумевает, что любое, даже самое мелкое и незначительное действие может привести к самым невероятным, масштабным и значимым изменениям в другое время и в другом месте. Сам термин является отсылкой к рассказу Р. Брэдбери «И грянул гром» (1952), где гибель бабочки в далеком прошлом изменяет мир очень далекого будущего.
– Мои родители ругались, как каждый вечер, но в тот вечер, не знаю уж с чего, отец совсем осатанел. Он схватил кухонный нож. Мать кричала, что уйдет из дому, а он – что убьет ее, если она посмеет переступить порог. Он орал так, что аж слюна брызгала. Большие острые зубы, глаза вылезли из орбит, мне казалось, что передо мной огромный хряк. Он едва стоял на ногах и размахивал во все стороны ножом. Я хотел защитить мать. Он на меня не покушался, просто слишком много выпил. Это мать вызвала «скорую», потому что у меня сильно шла кровь. Когда они приехали, вместе с копами, потому что она объяснила, что случилось, этот идиот по-прежнему держал в руке нож, сидя на диване, белый как простыня: он не переносил вида крови. А мать собирала чемодан. Она даже не поехала со мной в больницу, чтобы зашить рану.