Марикита
Шрифт:
– Господи, а это еще кто?
– А это, черт его подери, мой ученик, – с шутовским видом провозгласил Кокардас, снимая свою шляпу и склоняясь так, что его хребет сложился под острым углом. – Я буду иметь честь преподать ему в вашем присутствии очередной урок танца и надеюсь, что присутствие зрителей заставит этого бездельника работать лучше, чем он это делал только что.
Глаза каталанца растерянно забегали, он переводил тоскливый взор с одного лица на другое. Гасконец уселся на табурет и приветствовал
– Итак, тысяча чертей, сперва теория, – изрек новоиспеченный учитель. – Теперь тебе придется не только плясать, но и говорить, да еще так, чтобы язык двигался в такт ногам. Ты меня понял?
Каталонец не произнес ни слова.
– Ладно, – сказал Кокардас, – сейчас поймешь. Главное для тебя – это отвечать на все вопросы, которые я тебе задам. Поехали! – И добавил, усмехнувшись: – Дамы и господа, Кокардас-младший, магистр фехтовальных искусств, ныне учитель танцев и риторики, имеет честь ненадолго привлечь ваше снисходительное внимание. Сейчас он представит вам своего лучшего ученика, к сожалению, воспитывавшегося в неволе.
Если бы вы видели те взгляды, которыми обменивались учитель и ученик, вам бы не составило труда заключить, что отношения между ними были не то чтобы очень теплыми.
– Итак, малыш, начнем… Раз, два-с!.. Чугь-чуть повыше, дружище; коленка что-то не очень изящна… Вот-вот… Уже лучше… Теперь можно и поговорить… Расскажи-ка нам поподробнее о том, откуда вас черти принесли – тебя и твоих сообщников?
Никто не смеялся, невзирая на всю комичность этого зрелища, а Аврора даже попыталась вмешаться.
– Оставьте, пусть продолжает, – остановил ее Лагардер. – Кокардас не причинит ему зла, а нам было бы неплохо послушать его историю.
– А он заговорит?
– О! Еще бы! Петронилья – настоящая волшебница, она заставит говорить даже немого.
Ускорив движение клинка, гасконец воскликнул:
– Ну что, мерзавец, ты будешь отвечать?
– Мы из… наш главарь сказал нам… мы из Арраса…
– Да ну?!.. И что ж ты видел в Аррасе?
Как ни был прост этот вопрос, он вверг Морда в замешательство.
– Я видел… видел я…
– Тысяча чертей и одна ведьма! Ты, видать, ничего не видел!.. Да ты, может, по улицам Арраса только по ночам и шляешься?
Морд уцепился за эту соломинку, якобы протянутую ему Кокардасом:
– Да-да, конечно… – выдохнул он.
Кокардас разразился смехом:
– Сто чертей тебе в глотку!.. Я так и думал… А что ж ты пил в Аррасе? В мое время там пили такое прелестное винцо…
– Вот-вот… прекрасное местное вино…
– Черта с два!.. Ты пил аррасское вино?! Ты, паршивец?! Ты, видать, не знаешь, крошка, что Кокардас там никогда ничего не пил, кроме пива, которое надолго оставило ему мерзкий вкус на языке! Тебе придется сыграть в другую
– Я сказал… правду… – поспешил ответить задыхающийся испанец. – Очень может… быть, господа… что это было… пиво, а не… вино…
– Вот так фокус!.. Да ты что, одно от другого отличить не можешь? Экий ты болван, черт тебя дери! Слушай, а вдруг этому можно научиться, если танцевать?.. Танцуй, чтоб тебя разорвало, танцуй, только пой, пожалуйста, не так фальшиво… Все, что ты нам пока исполнил, лишь вызывало зубную боль у наших прелестных дам.
И ужасная шпага вновь принялась щекотать кастильца, который начал вопить.
– Послушай, милейший, давай-ка другую песенку! – изрек Кокардас. – Эта не очень хороша.
– Ай! О! Смилуйтесь, не колите меня так сильно!..
– Я перестану, как только ты решишься все выложить начистоту. Итак?.. Тебе самое время одуматься, если ты дорожишь своими штанами и тем, что у тебя под ними.
Аврора вновь вмешалась, заметив умоляющий взгляд, который несчастный бросал в ее сторону.
– Довольно, – произнесла она, – дайте ему отдышаться, и, может быть, он все-таки решится признаться.
Ладонь Лагардера легла на плечо кастильца, и у того подкосились ноги.
– Я даю тебе пять минут на размышление, – сказал граф тоном, не допускающим возражений. – Если по истечении этого срока ты не скажешь всего, что знаешь, то тебя развяжут, вернут тебе твою шпагу, и уже я заставлю тебя петь!
Слова Лагардера заставили Морда задрожать от ужаса. Он знал о доблестях графа лишь понаслышке, но он увидел молнию, сверкнувшую в его взгляде, и понял, что Лагардер непременно выполнит свое обещание. Испанцу дали пять минут; он благоразумно использовал их во свое спасение.
– Я буду говорить, – произнес он, – но что вы со мной сделаете потом? Если вы собираетесь отплатить мне за это новой пыткой, то я лучше умру прямо сейчас, никого не предав.
– Если ты скажешь правду, – ответил Лагардер, – ты будешь волен идти, куда тебе заблагорассудится.
– Вы клянетесь?
– Тысяча чертей! – заорал гасконец, встряхнув его. – Ты что ж, думаешь, что Лагардер своего слова не держит?!
– Говори, – сказал Анри, – и, если тебе дорога твоя шкура, не вздумай лгать.
– Ну что ж, – начал каталанец, – вчера я и мои приятели бродили по берегу моря на испанской стороне…
– В поисках какой-нибудь отвратительной работенки, – вмешался Шаверни.
– Отвратительной… слово-то какое! Каждый делает, что может, особенно если у него нет ничего, кроме шпаги, чтобы не умереть с голоду. В общем, к нам подъехали какие-то всадники, а Жандри, наш главарь, всех их знал. Он перебросился парой слов с двумя дворянами…
– Ну да, – сказал граф, – Гонзага и Пейроль… Что было дальше?