Мария Федоровна
Шрифт:
Мария Федоровна позитивно оценивала идею созыва Думы, так как интуитивно понимала, что именно в этом может заключаться выход из политического кризиса. 16 января 1906 года она писала сыну: «Дай Бог, чтобы это затишье продолжалось по крайней мере до окончания выборов и до начала Думы… Если бы раньше были энергичнее и показали бы больше твердости и власти, многого удалось бы избежать». И прибавляла: «Я не понимаю Витте, почему он потерял так много времени».
Марию Федоровну очень волновало, как будет разрешен вопрос о кабинетных и удельных землях, который будировался рядом политических партий. «Нужно, чтобы все знали, — замечала она, — уже теперь, что до этого никто не смеет даже думать коснуться, так как это личные и частные права Императора и его семьи. Было бы величайшей и непоправимой исторической ошибкой уступить здесь хоть одну
Террор революционеров продолжался. В январе 1906 года ими было совершено 80 убийств, в феврале — 64, в марте — 50, в апреле — 56, в мае — 122, в июне — 126. Выборы в Думу проходили в трудной обстановке. Хотя наметились признаки некоторого успокоения, все-таки продолжались активные выступления сторонников и противников самодержавия, консервативных и либеральных трибунов. Большевики накануне выборов призывали к бойкоту Думы, надеясь, что удастся организовать народное восстание для свержения царя. Съезд конституционно-демократической партии во главе с ее лидером П. Милюковым выступил с резолюцией: «Накануне открытия Первой Государственной Думы правительство решило бросить русскому народу новый вызов. Государственную Думу, средоточие надежд исстрадавшейся страны, пытаются низвести на роль прислужницы бюрократического правительства; никакие преграды, создаваемые правительством, не удержат народных избранников от исполнения задач, которые возложил на них народ».
Позже, уже в эмиграции, П. Струве, видный общественный деятель, редактор журнала «Освобождение» — главного рупора либеральных сил, признавая и свои ошибки, и ошибки либеральной оппозиции того периода, писал: «Начиная с декабря 1905 года, с момента московского вооруженного восстания, как бы ни оценивать политику правительства 1905–1914 годов, — реальная опасность свободе и правовому порядку грозила в России уже не справа, а слева. К сожалению, вся русская оппозиция, с конституционно-демократической партией во главе, не понимала этого простого и ясного соотношения. Этим определялась не только ошибочная политика, которую вели, но и неправильный духовный и душевный тон, который после 17 октября 1905 года брали силы русской либеральной демократии в отношении царского правительства вообще и П. А. Столыпина в частности».
Торжественное открытие Государственной думы состоялось 27 апреля 1906 года в Тронном зале Зимнего дворца.
Все члены царской семьи прибыли в праздничной одежде. Царицы — в белых русских сарафанах и жемчужных кокошниках, царь в мундире Преображенского полка.
Тогдашний министр финансов В. Н. Коковцов, присутствовавший на церемонии, вспоминал: «С правой стороны зала расположились военные в мундирах, члены Государственного Совета и Царская свита, с левой стороны — члены Думы, многие из которых были в праздничном платье. Остальные, что стояли ближе к тронному месту, были, словно нарочно, одеты в рабочие блузы и ситцевые косоворотки, а за ними — стояла толпа крестьян… некоторые в национальной одежде, и множество священников в рясах».
Император Николай II подошел к трону и сел. Ему подали текст тронной речи, которую он стоя громко зачитал, четко выговаривая все слова:
«С пламенной верой в светлое будущее России, я приветствую в лице вашем тех лучших людей, которых я повелел возлюбленным моим подданным выбрать от себя. Трудные работы предстоят вам. Верю, что любовь к Родине, горячее желание послужить ей воодушевят и сплотят вас». Далее Государь выразил надежду, что депутаты отдадут «все свои силы на самоотверженное служение Отечеству, для выяснения нужд столь близкого моему сердцу крестьянства, просвещения народа и развития благосостояния, памятуя, что для духовного величия и благоденствия государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права».
На лицах депутатов была написана враждебность.«…Церемония в Тронном зале с сановниками в расшитых золотом
Что касается Царя, то ему не приходило в голову, что этих несколько сотен человек надо принимать как законных представителей народа, который до сих пор встречал его так восторженно. Мы сразу же почувствовали, что Его Величество не допускает и мысли, что эта Дума, эти депутаты смогут помочь ему в выполнении обязанностей Государя».
Всеми членами царствующего дома, включая и Марию Федоровну, открытие Государственной думы было воспринято «как похороны самодержавия». По свидетельству В. Н. Коковцова, императрица-мать долго не могла успокоиться от того впечатления, которое произвела на нее толпа новых людей, впервые заполнившая дворцовые залы.«…Они смотрели на нас, — говорила она, — как на своих врагов, и я не могла отвести глаз от некоторых типов — настолько их лица дышали какой-то ненавистью против нас всех».
Выслушав Коковцова о перспективах работы правительства с таким составом Думы, Мария Федоровна заявила: «…Все это меня страшно пугает, и я спрашиваю себя, удастся ли нам избегнуть новых революционных вспышек, есть ли у нас достаточно сил, чтобы справиться с ними, как справились с московским восстанием, и для этого — тот ли человек Горемыкин, который может понадобиться в такую минуту…»
8 июня 1906 года в Думе выступил новый министр внутренних дел П. А. Столыпин, в прошлом саратовский губернатор. Он сказал: «Власть не может считаться целью. Власть — это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка; поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластье, нельзя не считать опасным безволие правительства. Не нужно забывать, что бездействие власти ведет к анархии, что правительство не есть аппарат бессилия и искательства. Правительство — аппарат власти, опирающейся на законы, отсюда ясно, что министр должен и будет требовать от чинов министерства осмотрительности, осторожности и справедливости, но и твердого исполнения своего долга и закона».
20 июня после опубликования заявления правительства о неприкосновенности частной собственности на землю, после того, как стало известно о желании думского большинства принять законопроект о насильственном перераспределении земли, ситуация накалилась, и 9 июля царь распустил Думу. Летом 1906 года Столыпин занял пост премьера.
«Я очень устал головою, хотя телом здоров, — писал Николай II матери 21 июля. — Приходится видеть много народу; между прочим, вчера я принимал Львова (Саратовской губ.) и Гучкова. Столыпин им предлагал места министерские, но оба отказались. Также и Самарин, которого я видел два раза, — он тоже не желает принять место обер-прокурора! У них собственное мнение выше патриотизма вместе с ненужной скромностью и боязнью скомпрометироваться. Придется и без них обойтись…»
В августе 1906 года было предпринято первое покушение на П. А. Столыпина, осуществленное эсеркой З. В. Коноплянниковой, — взрыв его дачи на Аптекарском острове в Петербурге: 36 человек убиты, многие ранены, в том числе дети Столыпина. Среди убитых был генерал-майор Г. А. Мин, командир лейб-гвардии Семеновского полка, стоявший во главе сил, подавивших восстание в Москве. Мария Федоровна, приехавшая с его похорон, писала сыну 16 августа: «Не могу тебе передать, какую скорбь я испытала, узнав о смерти нашего храброго и чудного Мина! Я так надеялась, что Бог не позволит тронуть этого человека, обладавшего такой трогательной и глубокой верой. Я ездила вчера в Петербург, чтобы встретить его на вокзале, где я смогла присутствовать на литии. Было невыносимо тяжело смотреть на его бедную старую мать, жену и дочь в их ужасном горе. Когда же окончатся все эти ужасы преступлений и возмутительных убийств! Мы никогда не будем иметь отдыха и покоя в России, пока не будут истреблены все эти чудовища. Благодаренье Богу, что бедным маленьким Столыпиным стало лучше, и какое чудо, что Столыпин уцелел! Но какое страдание для несчастных родителей видеть подобные мучения своих собственных детей, — и есть множество других невинных жертв. Это до такой степени чудовищно и возмутительно, что у меня нет слов выразить все, что я чувствую». После взрыва царь предложил Столыпину апартаменты в охраняемом Зимнем дворце.