Мария Федоровна
Шрифт:
Занятая делами Красного Креста и благотворительной деятельностью, Мария Федоровна не утрачивает интереса к политическому и военному руководству страной и даже пытается активно влиять на него. По свидетельству ее зятя, великого князя Александра Михайловича, она «продолжала оставаться в курсе всего, что происходило в Петербурге».
В начале второго года войны военное положение России стало почти катастрофическим. Русская армия потеряла свыше четырех миллионов убитыми и ранеными и более полутора миллионов пленными. В этих условиях Николай II принял решение стать во главе армии. У него было хорошее военное образование, он проходил службу во всех родах войск, участвовал в военных маневрах. Николай II обладал необходимыми военачальнику качествами — хладнокровием, способностью быстро и трезво оценивать обстановку. Недаром 19 декабря 1915 года ему было присвоено звание фельдмаршала английской армии. Звание, которого не было даже у английского короля. Присвоением этого звания союзники выражали признание решающей роли русской армии в борьбе с общим врагом.
Во время конфликта, возникшего
8 (21) августа 1915 года Мария Федоровна записала в своем дневнике: «Поуль Бенкендорф посетил меня после некоторого перерыва. Мы оба были в отчаянии из-за ужасных новостей с фронта, а также из-за других событий, о которых теперь много говорят. Прежде всего, злой дух Г[ригория] возвратился, и Аликс желала, чтобы Ники принял участие в командовании вместо Николая (великого князя Николая Николаевича. — Ю. К.).Она психически ненормальная, если она действительно думает об этом! Позже у меня был Куломзин с тремя ранеными солдатами. Я была счастлива вручить им Георгиевские кресты. Совершила прогулку по саду. Ники был у меня к чаю».
12 (25) августа: «Юсупов был у меня и рассказал ужасные вещи, о которых говорят в городе. Ники пришел со всеми четырьмя младшими девочками. Он сказал, что хочет вместо Николая взять на себя высшее командование. От этого сообщения я почувствовала себя так плохо, что меня чуть не хватил удар. Я высказала ему свое мнение, умоляя не делать этого, настаивала на том, что необходимо бороться с этим ошибочным заблуждением и особенно сейчас, когда наше положение на фронтах так серьезно. Я добавила, что если он это сделает, то все увидят, что это приказ Распутина. Мне показалось, что это произвело на него впечатление, так как он сильно покраснел. Трудно понять, почему они не представляют, как это опасно и к какому несчастью это может привести нас и всю страну».
13 (26) августа: «Всё ужасно и на фронте и в стране. Я говорила обо всем этом с Шервашидзе».
2(15) сентября: «В половине одиннадцатого мы с вел[икой] княгиней Еленой Павловной направились в госпиталь, чтобы взглянуть на бедных инвалидов, которые только что были выпущены из лагерей для военнопленных. Ужасное зрелище!..»
Война оказалась роковой для России. Она принесла неисчислимые беды в каждую семью, обнажила все национальные, общественные и политические отношения. Лидер октябрьских событий В. И. Ленин в одной из своих работ скажет: «Не будь первой мировой войны, Россия смогла бы избежать революции». К такому же выводу в последние десятилетия приходят многие историки как в России, так и за рубежом.
Когда осенью 1915 года во время встречи в Петрограде с английским послом Бьюкененом последний изложил Марии Федоровне свои опасения в связи с растущими в стране волнениями и действиями оппозиции Горемыкину, императрица ответила, что «она знает мнение Думы и общественных кругов по этому вопросу и совершенно согласна, что Горемыкин не подходит для эпохи кризиса, подобного настоящему». При этом Мария Федоровна отметила, что императрица Александра Федоровна поддерживает Горемыкина и желает его «сохранить». «Я, — писал Бьюкенен статс-секретарю по иностранным делам Грею, — понял из замечания, сделанного ее величеством, об активной роли, которую играет за последнее время императрица Александра, и что влияние последней может одержать верх».
Отношения между обеими императрицами, очень разными по характеру, были непростыми и не столь сердечными, как это хотелось бы им самим и Николаю II. К этому времени влияние матери уступало влиянию жены. Завистники и недоброжелатели, которых в свете было предостаточно, пытались настроить Марию Федоровну против Александры Федоровны, часто сообщая ей самые нелепые, иногда даже ложные сведения и сплетни об Александре Федоровне. Императрица Александра Федоровна остро переживала это и в своих письмах Николаю II не раз особо касалась этой темы. 16 сентября 1915 года она писала Николаю II в Ставку: «Когда ты увидишь бедную матушку, ты должен твердо сказать ей, что тебе неприятно, что она выслушивает сплетни и не пресекает их, и это создает неприятности. Многие, я в этом уверена, были бы счастливы восстановить ее против меня — люди так низки!» 20 сентября: «…Увы, Гадон и Шерв. (Шервашидзе Георгий Дмитриевич. — Ю. К.),кажется, распространяют много дурного про Гр. (Григорий Распутин. — Ю. К.) — Шерв[ашидзе] это делает в качестве друга Джунковского — конечно, зная настроение бедной Эллы (великая княгиня Елизавета Федоровна. — Ю. К.)и желая помочь, — и таким образом приносит вред: на глазах у других восстанавливает Елагин (в Елагине жила императрица Мария Федоровна. — Ю. К.)против Ц. С. (в Царском Селе жила семья императора Николая И. — Ю. К.), — это дурно и несправедливо. Этим он расстраивает нервы дорогой матушки и Кс. (великая княгиня Ксения Александровна. — Ю. К.)вместо того, чтобы поддерживать ее в добром настроении и прекратить сплетни». 1 ноября: «Это гораздо лучше, что дорогая матушка остается в Киеве, где более мягкий климат, где она
Постоянно занимаясь проблемами военнопленных в Германии, Австрии, Дании и России, обе императрицы в этих вопросах находили взаимопонимание. Согласно так называемому «Положению о военнопленных», разработанному Красным Крестом, Военным министерством и Министерством иностранных дел и подписанному Николаем II в октябре 1914 года, и в соответствии с 7-й статьей Гаагской конвенции 1899 года военнопленные должны были содержаться за счет правительства страны, в которой они находились, и обращение с ними должно было соответствовать обращению с военнослужащими данной страны. Для России содержание сотен тысяч людей, которым необходимо было предоставлять приют, одежду, питание и медицинскую помощь, было в 1915–1916 годах острой проблемой. Мария Федоровна, находясь в Киеве и приезжая в Петроград, принимала сестер милосердия из Австро-Венгрии и Германии, всячески пытаясь помочь улучшить состояние лагерей. Александра Федоровна апеллировала к авторитету вдовствующей императрицы и пыталась при решении различных вопросов опереться на ее мнение. 29 ноября 1915 года она писала Николаю И: «Мадам Оржевская (входила в состав делегации, обследовавшей положение русских военнопленных в Германии и Австрии. — Ю. К.)хочет предложить твоей Мама послать ее осмотреть здешних военнопленных. Я нахожу это прекрасным, потому что есть вещи, в которые надо входить. Наше правительство отпускает достаточно денег на пищу, но, кажется, они не получаются как следует, — бесчестные люди задерживают». Испытывая определенные моральные трудности из-за обвинений в пристрастии к немцам, она писала царю в сентябре 1915 года: «Немецкие сестры милосердия выехали из России, Матушка не успела их повидать — меня же они и не спрашивали, вероятно, ненавидят…»
29 ноября в письме Николаю II Александра Федоровна вновь возвращается к теме военнопленных, необходимости контроля лагерей на всей территории Российской империи: «Я рада, что у ней (Марии Федоровны. — Ю. К.)и у меня была та же мысль — я не имею права вмешиваться, а она может давать советы».
5 января 1916 года: «Хочется распорядиться построже и наказать тех, кто не слушается, а я не имею права вмешиваться в качестве „немки“… — и далее: —…Мы можем лучше питать и давать больше жиров, в которых они (военнопленные. — Ю. К.)нуждаются… и помещение нужно потеплее и почище. Этого требует человеколюбие, и кроме того надо, чтобы никто не смел дурно отзываться о нашем обращении с пленными… Надеюсь, что Георгий и Татищев на обратном пути произведут тщательную ревизию, особенно в мелких городах, и сунут нос повсюду, так как на лету не заметить многого. Фредерикс мог бы послать Г. (Георгию) шифрованную телеграмму с твоим приказом: только твоя Мама и я просили его съездить и взглянуть…»
Обе императрицы оказывали большую помощь больным и раненым, находившимся в госпиталях. В этом вопросе они также находили взаимопонимание. «Вчера я видела 10 англ[ийских] автомобилей — очень хорошие, гораздо лучше наших: есть 4 койки для раненых, место для сестры или санитара и всегда можно иметь горячую воду; они надеются достать еще 20 таких автомобилей для Мама и меня. Как только она их осмотрит, их надо отправить немедленно на фронт, я думаю, туда, где кавалерия больше всего в них нуждается теперь. Но я не знаю, куда именно, может быть, ты узнаешь, и тогда я намекну об этом дорогой Мама. Она теперь на Елагине», — писала Александра Федоровна Николаю II 14 июня 1915 года.
Находясь в Киеве, Мария Федоровна вела регулярные дневниковые записи и обширную переписку со своими родственниками. Почти ежедневно писала она своей сестре Александре, английской королеве. В одном из последних писем из Лондона, которое получила вдовствующая императрица в январе 1917 года, королева Англии замечала: «Время летит страшно, но мы еще только в середине этой ужасной войны. Когда же наступит долгожданный конец! Может быть, после того, как мы основательно уничтожим этих ненавистных германцев! Господь должен простить эти мысли. Мы ведь человечнее — они же настоящие варвары, в наихудшем виде, лишенные человеческих чувств и сострадания…»
Марии Федоровне было в то время уже около 70 лет, ее мучили желудочные недомогания, но она не разрешала себе поддаваться болезни и всегда держалась необыкновенно прямо. Современников поражала удивительная стройность ее фигуры. «Когда Императрица совершала свои ежедневные поездки, — вспоминала фрейлина З. Г. Менгден, — она не допускала того, чтобы кто-то из свиты сопровождал ее. И киевский губернатор Алексей Игнатьев, и полицейский чиновник часто были вынуждены следовать за ней на достаточно большом расстоянии, чтобы Императрица не могла их видеть». Вдовствующая императрица была очень популярна среди населения Киева. Каждый день она прогуливалась в открытом экипаже, весело отвечая на приветствия прохожих, но неотвязные думы о сыне Николае, о невестке и о несчастном внуке Алексее не оставляли ее.
Мария Федоровна направляла сыну в Ставку письма, в которых старалась поддержать и ободрить его и передать ему свою материнскую любовь. 5 мая 1916 года, в день рождения сына, она писала: «Милый дорогой мой Ники. От души поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе всего, что мое любящее материнское сердце может желать своему горячо любимому сыну. Дай Бог тебе здоровья, счастья и успехов во всем. Ольга, слава Богу, здорова и, как всегда, много работает. Да благословит и хранит тебя Господь. Нежно вас всех обнимаю. Твоя горячо любящая, твоя старая Мама».