Мария Федоровна
Шрифт:
В одном из писем, написанных Марией Федоровной Николаю II в осенние месяцы 1917 года, читаем:
«Дорогой мой милый Ники! Только что получила твое письмо от 27 окт., которое меня страшно обрадовало. Не нахожу слов тебе достаточно это выразить и от души благодарю тебя, милый. Ты знаешь, что мои мысли и молитвы никогда тебя не покидают — день и ночь о вас думаю, и иногда так тяжело, что кажется, нельзя больше терпеть. Но Бог милостив… Слава Богу, что вы все здоровы… и все вместе. Вот уже год прошел, что ты и милый Алексей были у меня в Киеве. Кто мог тогда думать, что [вас] ожидает и что ты должен пережить! Просто не верится! Я только живу воспоминаниями счастливого прошлого и стараюсь забыть, если возможно, теперешний кошмар.
Твое дорогое первое письмо
Живем мы очень тихо и скромно… Мой новый внук Тихон нам всем, право, приносит огромное счастье. Он растет и толстеет с каж[дым] днем и такой прелестный… Отрадно видеть, как Ольга счастлива и наслаждается своим Baby, которого она так долго ждала… Она и Ксения каждое утро бывают у меня… Мы всегда голодны. Продукты так трудно достать, особенно белого хлеба и масла нам очень недостает, но иногда добрые люди нам помогают…
Я была очень обрадована милыми письмами Аликс и моих внучек, которые так мило пишут. Я их благодарю и крепко целую. Мы всегда говорим о вас и думаем. Грустно быть в разлуке. Так тяжело не видеться, не говорить! Я изредка получаю письма от т. Аликс и Вальдемара, но эти письма так медленно идут, и я жду их так долго.
Понимаю, как тебе приятно прочесть твои стар[ые] письма и дневники, хотя эти воспоминания о счастливом прошлом возбуждают глубокую грусть в душе. Я даже этого утешения не имею, так как при обыске весною все похитили, все ваши письма, все, что я получила в Киев, датские письма, 3 дневника и пр., и пр., до сих пор не вернули, что возмутительно…»
Великие княгини Ксения Александровна и Ольга Александровна регулярно направляли в Тобольск письма, рассказывающие о их жизни в Крыму, о состоянии здоровья Марии Федоровны. Из Сибири, правда с большим опозданием, приходили ответы. Сохранившиеся письма Николая II великой княгине Ксении Александровне датированы 23 сентября, 5 ноября 1917 года, а также 7, 24 января и 20 февраля 1918 года. Они рассказывают, хотя и кратко, о том, что происходило в Тобольске, свидетельствуют о величайшем мужестве всех членов семьи, ее высоком моральном и нравственном духе, вере бывшего царя в далекое будущее России.
23 сентября 1917 года Николай писал Ксении из Тобольска:
«Я тоже надеялся, что тебе тогда удастся заехать к нам из Крыма. А как мы надеялись, что нас отправят туда же и запрут в Ливадии — все-таки ближе к вам. Сколько раз я об этом просил Керенского.
Здесь мы устроились вполне удобно в губернаторском доме с нашими людьми и П. Жильяром, а сопровождающие нас — в другом доме, напротив через улицу. Живем тихо и дружно. По вечерам один из нас читает вслух, пока другие играют в домино и безик… Занятия с детьми налаживаются постепенно, так же как в Ц[арском] Селе.
За редким исключением осень стоит отличная; навигация обыкновенно кончается в середине октября, тогда мы будем более отрезаны от мира, но почта продолжает ходить на лошадях.
Мы постоянно думаем о вас всех и живем с вами одними чувствами и одними страданиями. Да хранит вас всех Господь. Крепко обнимаю тебя, милая Ксения, Сандро и деток.
5 ноября:
«Милая дорогая моя Ксения! От всей души благодарю тебя за доброе письмо от 15-го окт., доставившее мне огромную радость. Все, что ты пишешь о здоровье Мама, теперь успокоило меня. Дай Бог, чтобы силы Ее вполне восстановились и чтобы Она берегла здоровье свое. Мы только что вернулись от обедни, которая для нас начинается в 8 час., при полной темноте.
Для того, чтобы попасть в нашу церковь, нам нужно пройти городской сад и пересечь улицу — всего шагов 500 от дома. Стрелки стоят редкою цепью справа и слева, и когда мы возвращаемся домой, они постепенно сходят с мест и идут сзади, а другие вдали сбоку, и все это напоминает нам конец загона, так что мы каждый раз со смехом входим в нашу калитку.
Я очень рад, что у вас сократили охрану — „дюже надоело“ и вам, и им, понятно. Бедные, сбитые с толку люди. Постараюсь написать Мише, никаких известий о нем не имею, кроме как от тебя…»
Накануне октябрьских событий 1917 года комиссар В. Вершинин сообщал из Крыма Керенскому: «Здоровье Марии Федоровны значительно улучшилось, сегодня впервые покинула постель. Николай Николаевич
В октябре 1917 года после захвата власти большевиками в Ай-Тодоре произошли существенные изменения. Комиссар Керенского был заменен комиссаром, присланным Советами. Командовавший охраной Жоржелиани был отозван, и Севастопольский совет назначил на это место матроса Задорожного. Великий князь Александр Михайлович так описывает эти дни смены власти в Ай-Тодоре:
«Наступил день, когда наш комиссар не явился. Мы должны были готовиться к встрече с новыми правителями России. В полдень у ворот нашего имения остановился запыленный автомобиль, из которого вылез вооруженный до зубов гигант в форме матроса… После короткого разговора при входе он вошел ко мне без доклада.
— Я получил приказ Советского правительства, — заявил он, — взять в свои руки управление всем этим районом.
Я попросил его сесть.
— Я знаю вас, — продолжал он, — вы бывший вел[икий] князь Александр Михайлович, неужели вы не помните меня? Я служил в 1916-м в вашей авиационной школе.
…Это означало установление отношений с нашим новым тюремщиком. Он объяснил, что „по стратегическим соображениям“ мы должны будем переехать в соседнее имение Дюльбер».
Феликс Юсупов вспоминал о Задорожном: «Это был огромный человек, — с неотесанным лицом, на котором, однако, можно было заметить некоторую доброту… По счастью, наша первая встреча прошла наедине… и я вскоре понял, что он расположен к нам. Он откровенно сказал, что сначала дал увлечься революционным движением. Расстались мы друзьями. Для нас было большой поддержкой сознавать, что мы доверены охране этого человека. При своих товарищах он обращался с нами грубо и ничем не обнаруживал своих истинных чувств».
По свидетельству княгини Лидии Леонидовны Васильчиковой, находившейся в Крыму вместе с членами императорской семьи: «Задорожный был умным и тактичным человеком, и ему удалось избежать трения с заключенными и установить свой авторитет в команде. Трудно сказать, каковы были его политические убеждения. Великие Князья считали его монархистом. Я в этом не уверена… Мне кажется, он просто был не террористом, а порядочным человеком и сделал все, что мог, чтобы не дать большевистским бандам расправиться с охраняемыми им пленниками…»
Однако не все в команде были настроены положительно как к вдовствующей императрице, так и к остальным членам романовской семьи. Большое опасение вызывал некий Спиро, осуществлявший надзор над обитателями Ай-Тодора. По воспоминаниям Ф. Юсупова, «время от времени являлся еврей Спиро и приказывал собирать всех обитателей Ай-Тодора для переклички. Вдовствующая Императрица отказывалась спускаться и лишь на минуты показывалась на верху лестницы».
Крымских узников, естественно, волновало происходившее в те дни в далеком Тобольске. Регулярную почтовую связь старались поддерживать с обеих сторон. Чаще всего в Тобольск писала Ксения Александровна, реже — занятая своим первенцем Ольга Александровна. 6 декабря 1917 года, в день последних именин Николая И, она сообщала своей племяннице Марии Николаевне:
«Вспоминаю всегда чудный парад всех любимых частей и как мы любили этот день. Николай Александрович, будучи тоже именинником (Н. А. Куликовский, муж Ольги Александровны. — Ю. К.),сегодня был вместе со мною приглашен завтракать к Бабушке. Ели крабы и курицу, печенье, яблоки. Затем пришел другой племянник, а именно Николай Федорович, и мы, попрощавшись, вернулись домой к Тихону и больше не выходили, т. к. он так уютно лежал у меня на коленях, сперва кушал чрезвычайно долго и со смаком, а затем улыбался и играл со мною, что было невозможно его оставить! В начале холодов было у нас очень холодно в квартире, в особенности в спальне, не больше 8–10 градусов, и ночью бедный маленький просыпался с ледяшками вместо ручек, — и только отогревался у меня в кровати! Так жалко его! Но, слава Богу, он не простудился, и теперь топят, и стало теплее. У Бабушки стоит открытка от Алексея. Она была очень рада ее получить. Вся семья Кукушкиных шлет свой привет всем. Храни вас Господь Бог, дорогие мои. Любящая тебя твоя старая тетя Ольга».