Мария Кровавая

Эриксон Кэролли

Свадебная церемония была проведена поспешно и без всякой помпы, развешивать по городу флаги времени не было. 12 июля новобрачные вместе со свидетелями собрались в небольшой спальне королевы в Хэмптон-Корте. Там присутствовали Мария и Елизавета, а также большинство тайных советников. Анну Клевскую, понятное дело, не пригласили, и она, оскорбленная, недвусмысленно высказывалась по поводу этого брака перед каждым, кто соглашался ее слушать. Как же так, Генрих решил жениться на Екатерине, которая, по мнению Анны, «была вовсе не красивее ее», а бесплодие двух первых браков убедительно свидетельствовало, что с королем у нее детей тоже не будет. Но мнение Анны никому не было интересно. Генрих радовался тому, что у него есть хотя бы один сын, и всячески возвышал Сеймуров, дядей принца Эдуарда. На свадьбе вместе с супругой присутствовал один из братьев Джейн Сеймур, Эдуард, теперь граф Хартфорд, который быстро становился в королевском

Совете влиятельной фигурой. Второй брат, Томас Сеймур, отсутствовал. Этот на редкость красивый мужчина незадолго до того завоевал любовь Екатерины Парр и собирался на ней жениться, но ему перешел дорогу король. Не в силах этого вынести, Томас удалился от светской жизни.

Церемонию венчания проводил епископ Винчестерский, Стивен Гардинер. Вначале он задал вопрос, не знает ли кто-либо из присутствующих о существовании каких-то препятствий к заключению брака, — очень забавный вопрос по отношению к Генриху, — а затем повернулся к королю и попросил его произнести брачный обет. Взяв невесту за руку, Генрих «с радостным видом» повторил слова клятвы, а потом это сделала Екатерина. Новобрачные обменялись освященными кольцами — по традиции золотыми и серебряными, — после чего свидетели подписали документ, регистрирующий брак, и сердечно поздравили королевскую чету. Как позднее выяснилось, этот брак не смогли разрушить ни ухудшающийся нрав короля, ни слухи о новых фаворитках, ни борьба фракций в Совете, ни даже попытка обвинить королеву в ереси. Екатерина Парр стала последней женой Генриха.

Милость отца к Марии была в тот период настолько прочной, что он настоял, чтобы она поехала вместе с ним и королевой в свадебное путешествие. Генрих, Екатерина и Мария собирались провести лето в окружении свиты, объезжая любимые охотничьи парки короля. Однако сразу же после отъезда Мария заболела и была вынуждена возвратиться. Следующие месяцы она выздоравливала в обществе Елизаветы и Эдуарда. Многие из ее слуг заболели еще тяжелее. Горничную Бесс Кресси, так же как и Дурочку Джейн, пришлось поместить в лечебницу. Мария оплатила уход за ними, а сама присматривала за своим церемониймейстером Рендалом Доддом, который был тоже прикован к постели. В королевский дворец Мария переехала в феврале 1544 года.

Видимо, Генрих понимал, что детей у него больше не будет да и вообще он долго не протянет, потому что неожиданно принял решение восстановить в правах наследования Марию и Елизавету. Теперь «Акт о наследовании» был уточнен следующим образом: если Эдуард умрет, не оставив наследников, то королевой должна стать Мария. Если же у Марии не будет детей, то следующей по очереди идет Елизавета. Это повторное признание Марии наследницей престола, которое имело чрезвычайно важное значение для ее будущего, звуками фанфар не сопровождалось. Разумеется, решение короля явилось следствием наладившихся отношений со старшей дочерью, но тут также постаралась и Екатерина. Она много сделала, чтобы общение Генриха со своими детьми стало теплым и по-настоящему семейным. До этого они никогда постоянно не жили вместе. Теперь новая королева собрала всех во дворце и лично уделяла им много внимания, сама подавая пример серьезного, вдумчивого интереса к духовной жизни общества. Екатерина пригласила гуманиста Джона Чика, который читал королевским детям лекции по классической литературе и риторике.

С Марией у нее вообще было много общих интересов. Они обе принадлежали к той, в то время уже не столь малочисленной, группе женщин-аристократок, которых гуманист Николас Юдл назвал «приверженными к учености и иностранным языкам». Став королевой, Екатерина Парр не прекращала своих научных изысканий. Через два года она издала трактат «Молитвы, побуждающие сознание склониться в сторону благочестивого размышления». Среди других ее работ можно назвать перевод книги Эразма «Комментарии к четырем Евангелиям». Редактором этой книги был Юдл, а несколько глав перевела Мария. Финансировала публикацию королева.

Описание своей встречи с королевой и принцессой оставил гостивший при дворе Генриха в 1544 году (накануне двадцать восьмого дня рождения Марии) испанский герцог де Накера, военачальник императора Карла. По пути в Испанию он заехал засвидетельствовать почтение английскому королю. Ему захотелось собственными глазами увидеть этого удивительного монарха, который, по его словам, казнил больше идейных противников; чем любой другой правитель «из христиан и язычников».

По прибытии в Гринвич испанца провели через три больших завешанных гобеленами зала. Первый был пуст, во втором в два длинных ряда были выстроены королевские гвардейцы с алебардами, а в третьем оказался зал приемов. В нем теснились роскошно одетые аристократы, придворные и рыцари, которые время от времени бросали благоговейные взгляды на пустое кресло с государственной символикой. Хозяина кресла нигде не было видно.

В зал приемов король так и не вышел (герцог предположил, что Генрих опасается покушения), но через некоторое время испанца и двух его сопровождающих пригласили во внутреннюю королевскую гостиную. После получасовой аудиенции гостя провели в апартаменты королевы, где он встретился с Екатериной, Марией и племянницей Генриха, Маргарет Дуглас, в окружении большого количества придворных, камеристок и слуг. Екатерина была «слегка нездорова», по все равно «ради гостей» изволила потанцевать. Взяв в партнеры своего брата, Уильяма Парра, она танцевала в такт «и очень грациозно». Затем танцевали Мария, Маргарет Дуглас и другие придворные, а венецианец из свиты короля исполнил гальярд с исключительной подвижностью — такой же, какую король демонстрировал двадцать лет назад. Проведя в приятном обществе несколько часов, герцог решил откланяться. Он поцеловал руку королеве и повернулся к Марии, но она вместо руки предложила свои губы — особая милость, оказываемая лишь родственникам и особам, равным по рангу. Он счел обеих, и королеву и принцессу, очень милыми как с точки зрения внешности, так и манер, не говоря уже о нарядах, и вообще двор английского короля произвел на него приятное впечатление. Здесь все было в надлежащем порядке — король малоподвижен, но энергичен и оживлен, а самое главное, двор украшают две незаурядные, одаренные женщины. Екатерина была всего на четыре года старше Марии и, по свидетельству Шапюи, вела себя с ней скорее как подруга, чем как мачеха. А уж «любезна и милостива была беспредельно».

Последние годы жизни отца Мария провела именно в такой спокойной, полной гармонии обстановке, какую отметил при английском дворе герцог де Накера. За исключением нескольких недомоганий, включая эпизод, который Шапюи назвал «коликами», она жила обычной, не отмеченной событиями жизнью любимицы короля, правда, терзаемой кажущейся тогда невозможностью замужества, но внешне всем удовлетворенной. Она активно помогала членам своей свиты, как нынешним, так и бывшим, в судебных тяжбах и разделах имущества. Позаботилась о том, чтобы ее слуги, Чарльз Морали и Джон Конвой, были обеспечены рентой и землями, а когда церемониймейстер Роберт Чичестер женился на Агнессе Филип, Мария сделала так, чтобы король пожаловал новобрачным земли и особняк в Суффолке. Для любимой камеристки Сюзанны Кларенсье она добилась вначале ежегодной ренты в тринадцать фунтов, а позднее особняка в Чивенхолле.

В то время Мария получала много писем. Например, от испанского аристократа, где он рассказывает о самозванце, который ездит по Англии с фальшивыми рекомендациями от его имени. Арагонская аристократка, услышав о пристрастии Марии к испанским перчаткам, послала ей с письмом десять пар. Принцесса Мария, дочь короля Эмануэла Португальского, пишет, что очень много слышала о «добродетели и учености» Марии и надеется на обмен письмами, а время от времени также и литературными трактатами. Она заверила Марию, что будет посылать ей письма с любой оказией.

Мария отвечала своим корреспондентам коротко и официально. Иногда диктовала, когда головная боль, какое-нибудь недомогание или просто усталость не позволяли написать самой. По-видимому, в расширении зарубежных контактов она особенно заинтересована не была. Бoльшую часть времени и сил Мария посвящала своему окружению и прежде всего отцу. Стояла рядом на крестинах, часто навещала его, когда он болел, и вообще, как и Екатерина, прилагала все усилия, чтобы доставить ему удовольствие. Осенью 1543 года она приказала изготовить для отца совершенно необычный новогодний подарок. По ее проекту столяр сделал большое кресло, обитое красивой материей, чтобы в нем мог удобно поместиться тучный король. Затем Мария пригласила французского вышивальщика Гийома Брелона (заплатив за работу восемнадцать фунтов), и тот украсил кресло замысловатым искусным узором. В последние годы жизни самыми дорогими вещами для Генриха были подарки Марии: это кресло, а также золотая трость для ходьбы и табурет, на который он клал свою больную ногу.

* * *

Весной 1544 года Генрих решил бросить вызов возрасту, тучности, недугам и возглавить военную кампанию против Франции. Было договорено, что и он, и его союзник Карл, каждый снарядит войско численностью не меньше чем сорок тысяч. Генрих должен будет выдвинуться в район Кале, а Карл — к границе Шампани. Затем войска Карла займут Шампань и вдоль Марны дойдут до Парижа, а Генрих, направив свои силы через Артуа на юг, соединится с армией Карла. Узнав, что Карл сам собирается возглавить свою армию, Генрих надумал сделать то же самое. Его все еще не оставлял дух соперничества, хотелось быть таким же неистовым монархом, каким он был четверть века назад. Шапюи писал, что король, завидуя Карлу, который имел некоторое преимущество в возрасте и военном опыте, счел для себя «делом чести поступить так, как поступает император».