Марк Бернес в воспоминаниях современников
Шрифт:
Давно ли, кажется, мчались мы с ним по Рублевскому шоссе, в сумерках, среди сосен и забеленных туманом полян, и всякий раз, как попадалась на обочине дачная компания, он сигналил, вполне удовлетворенный производимым эффектом.
Марк Бернес обладал колоссальным диапазоном признания. Это певец не только того, нашего, военного поколения. Помню Дворец спорта в Лужниках. Концерт после съезда комсомола. Он взмахивает рукой, и пятнадцать тысяч голосов грохочут вслед за ним: «Парни, парни!..» — а потом зал долго не отпускает
С уходом Бернеса ушло многое. Эта потеря из тех, которые навсегда.
Когда я последний раз навестил его дома, он лежал на диване, а на серванте, прислоненная к стене, стояла незнакомая мне его фотография. Оказалось, что приезжали снять его для «Кругозора», — и он поднялся и надел пиджак.
Он смотрел со снимка живыми, веселыми глазами.
— Удачный снимок, — сказал я.
— Это последний, — ответил он спокойно и еще пояснил: — Больше не будет.
— Да брось ты глупости! — возмутился я и произнес еще какие-то слова.
Он промолчал: он знал лучше.
О безнадежно больных говорят: «Он приговорен». Но ведь этот приговор неправый.
У нас существуют Госфильмофонд и фонд Всероссийского радио. Находящиеся там кинопленки или магнитофонные ленты должны, по замыслу, храниться вечно. Однако хранение в фонде само по себе еще не предполагает защиты от забвения. Выносят на свет, в жизнь далеко не все!
Мы еще не раз увидим его изображение и услышим его голос. Но, увы, мы увидим и услышим лишь то, что уже видели и слышали.
И короткое дополнение. Спустя год после его смерти у меня появилось еще одно небольшое стихотворение, с обозначенным двумя буквами посвящением.
М. Б.
В покое кунцевской больницы Ты трудно спал на склоне дня. Вдруг слабо дрогнули ресницы. Ты ясно глянул на меня. — А, здравствуй… — вымолвил устало, Вновь погружаясь в сумрак свой, Где колебалась, трепетала Жизнь на отметке нулевой.Мы дружили с Марком Бернесом, что называется, домамии, как бывает в таких случаях, постепенно узнавали друзей и приятелей друг друга.
В середине пятидесятых мы были в гостях у него на Октябрьские праздники, именно седьмого. Мы — это я, Е. Винокуров, Б. Андреев — все с женами, и еще одна пара — старинные друзья Марка, не имеющие отношения к искусству. Или, как замечательно говорят в таких случаях актеры: из публики.
Наташке было года четыре. Она очень долго, трогательно-серьезно сидела со взрослыми. Бернес в ней души не чаял.
В тот вечер я впервые столь близко увидел Бориса Андреева. Он был как в кино, большой, басовитый, привыкший к направленному на него всеобщему обожанию. Но и не только это. Он был оратор. Разогревшись, он начал говорить — о земной справедливости, о смысле жизни, о душе человеческой.
Это были настоящие монологи. Он говорил самозабвенно, с напором, без всяких затруднений, будто это была выученная роль. И постепенно вы проникались его порывом, верили в подлинность чувств.
Другие тоже успевали перекинуться словом, но больше слушали его.
Позвонили в дверь. Появились Алла Ларионова и Николай Рыбников {81} с грудным младенцем на руках, а с ними еще молодая пара, их родственники. Объяснили, что шли мимо и решили поздравить, развлечь Бернеса. Теперь они были чуть-чуть смущены. Марк растерялся, не понимая, куда их сажать. Они тем временем перепеленывали на тахте ребенка.
Наконец кое-как устроились, и тут выяснилось, что не хватает водки. Андреев поднялся:
— Я схожу. — И обратился к Винокурову: — Женя, пойдем? — Тот с готовностью согласился.
Винокуров потом рассказал: магазин был через дорогу. Тогда магазины работали допоздна, даже в праздники. У входа стояла толпа. Андреев стал протискиваться и крикнул:
— Здорово, ребята! — Люди с неудовольствием оборачивались, и вдруг все узнали его и наперебой зашумели:
— Здравствуйте! С праздничком!..
— Без очереди пустите меня? — спросил Андреев.
— Ура! — закричала очередь.
Он через головы протянул деньги сияющей продавщице и таким же способом брал и передавал Винокурову бутылки.
Многое их с Марком связывало: их дуэты в «Истребителях», в «Двух бойцах». Мое поколение их не забудет.
И «Большая жизнь» связала, особенно вторая серия.
Стало известно, что картина не понравилась «на самом верху», и съемочная группа, замерев, ждала меры наказания. Последствия вскоре стали известны — постановление ЦК. А перед этим вызвали, не всех, всего несколько человек во главе с режиссером Луковым. Андреев был в их числе. Бернеса не позвали.
Они условились, что Борис позвонит и расскажет обо всем. Марк ждал в нетерпении.
Но звонок раздался в дверь. Андреев вошел мрачнее тучи. Наметанный бернесовский глаз определил, что Боря по дороге где-то слегка притормаживал — чтобы снять напряжение.
Он рассказал о том, как хмуро их встретили, как они стоя ждали в небольшом зале или в приемной, и тут из колонны вышел Сталин.
Бернес не поверил:
— Как из колонны?
— Из колонны!
Впоследствии, передавая мне их разговор, Марк объяснил: Борис хотел этим сказать, что Сталин появился неожиданно и они испугались.