Марк Ганеев - маг нашего времени. Трилогия
Шрифт:
– Ну, зачем, кому это было нужно? Ребята, вы что творите?! Девчонка ж совсем молодая, она не может быть врагом народа?!
Свет внезапно померк в моих глазах, светлый день сменился густыми сумерками, мы с Михалычем прошли двеь и оказались в помещении автосервиса, где принимали заказы на ремонт автомобилей. В нем с трудом, но было можно различить лишь игру света с тенями. Внезапно в этой темноте возник жужжащий звук, а затем резкий луч свет огненным шнуром прорезал темноту помещения сервиса, высвечивая небольшой сектор, заваленный грязной ветошью. Оказывается, Михалыч, как истинный российский милиционер, имел при себе небольшой российский фонарик. Ну, знаете, у таких фонарей в ручке имеется небольшой рычажок, если пальцами руки его постоянно сжимать - разжимать, то вместе с жужжанием этот фонарик вырабатывал довольно-таки сильный луч света.
Мой напарник бродил по помещениям автосервиса, высвечивая себе дорогу лучом света этого фонарика. Мне же пришлось воспользовался магическим ночным зрением и теперь я, наподобие черной кошки, более или менее свободно ориентировался в неосвещенных помещениях автосервиса. К тому же оно оказалось чрезвычайно грязным, даже в полной темноте я хорошо различал, что бетонный пол сервиса был прямо-таки покрыт большими маслянистыми лужами. Один раз я едва не поскользнулся в такой луже, едва удержался на ногах, чтобы не свалиться в другую, более глубокую лужу, оставшуюся после смена моторного масла. Под жужжание фонарика Михалыча я обследовал один подъемник за другим, два из них были все еще заняты ремонтируемыми автомашинами. Третий же подъем был завален какими-то металлическими деталями и грязной, в масле ветошью.
Все это, темнота и грязь в помещениях автосервиса, отсутствие людей, идиотски-противное жужжание фонарика напарника, действующее на нервы, а главное - нехорошие предчувствия, производили на меня тяжелое впечатление! Я прямо-таки ощущал, как дикий ужас все больше и больше заполнял мою душу. Временами я останавливался, наблюдая за тем, как мой Михалыч порой приводил в порядок и успокаивал свою душу глотком из плоской фляжки. Крадучись, чтобы я этого не видел, из внутреннего кармана своей куртки он доставал плоскую флягу, объемом на пол-литра, и оттуда лакал что-то супер алкогольное. После такого самоуспокоения моего напарника в этом помещении к запаху тоски, угнетения и безнадежности, добавлялся крепкий запах армянского коньку, крепкий запах которого не мог перебить застоявшийся запах и запустения. Я и сам того не заметил, как принялся бродить след в след за Михалычем, прилагая неимоверные усилия для того, чтобы даже случайно не пройти в тот дальний угол этого автосервиса.
Вдруг послышался стон и стонала, как мне показалось, девушка или молодая женщина:
– Пить, я хочу пить! Принеси мне воды, пожалуйста!
Я сразу же понял, что девушка этой просьбой о воде обращалась не ко мне, в тот момент о воде она, видимо, молила самого господа Бога! В мгновение ока целенаправленной телепортацией я перенесся на три метра вперед, чтобы оказаться рядом с большой кучей использованной автомобильной ветоши. На вершине этой грязной кучи лежала девушка, ее глаза, несмотря на темноту я хорошо видел, были плотно закрыты. Девушка была без сознания, когда я рукой коснулся ее шеи, чтобы нащупать ее пульс, то первым делом меня до глубины души поразил холод, который камнем сковал ее тело.
– Ну, и как она?
– За моей спиной послышался голос Михалыча.
– Скорее мертва, чем жива!
– Ответил я, всеми силами пытаясь нащупать пульс биения ее сердца, но пока у меня ничего не получалось.
– Михалыч, ты обещаешь хранить молчание до конца своей жизни? Никому не расскажешь о том, что сейчас увидишь!
– Даю слово советского офицера!
– Тут же последовал ответ моего сегодняшнего напарника.
– Буду до своей смерти молчать обо всем, что сейчас увижу!
Уже больше не раздумывая, я быстро скидываю с самого себя всю одежду, раздеваюсь догола и голым начинаю танцевать некий танец. Этот танец больше походил на топтание медведя на одном месте. Но, тем не менее, от этого топтания я разогреваюсь до такой степени, что от моего тела начинает прямо-таки валить пар. После чего я запрыгиваю на кучу этой грязной ветоши, с силой прижимаю к себе умирающую девушка, вместе с ней ради тепла зарываюсь в самую глубь этой кучи ветоши. В душе я все еще надеюсь, что своим душевным и телесным теплом смогу вырвать эту невинную душу из оков смертного холода. В какой-то момент мне вдруг становится ясным, что моего душевного тепла, моих усилий не хватит для того, чтобы возродить к жизни Нину Алферову, а это была она. Я чувствую, как она все более и более освобождается от моих объятий, готовая скользнуть в лапы своей смерти! В глубине моей души вдруг зарождается страшный медвежий рев отчаяния, бессилия, он мощным ревом прорывается наружу.
В какое мгновение моего обнаженного плеча касается рука Михалыча, затем вторая его рука ложится и на мое другое плечо. И тогда я услышал мысленный голос своего напарника:
– Вот все мы такие, любим к месту и к не месту произносить слова высокого стиля "хранить", "до конца жизни". А когда наступает ответственный момент дела, то тут же превращаемся в медведя, чтобы на весь белый свет прореветь о том, что у тебя не хватило сил и тепла начатое дело довести до логического конца.
Михалыч так и не договорил до конца эту свою мысль, как через его руки в меня начало изливаться его душевное тепло. Вначале мне даже показалось, что это тепло было настолько горячим, что оно меня прямо-таки обожгло.
В этот момент я почувствовал, как в первый раз дрогнуло сердце Нины Алферовой, оно сократилось, затем пошло второе сокращение. Вскоре сердце равномерно билось, за эту долю секунды я прочувствовал всю ту боль, которую Нина ощущала из-за своих ранений. У нее были прострелены грудь, бедро, раны так и не были перевязаны. Когда заработало ее сердце, то раны снова за кровоточили. И тогда я эту девчонку ввел в искусственную кому и, порвав свою нательную тенниску на бинты, кое-как перевязал ее раны. Теперь главным стаоло то, чтобы эту девушка, как можно скорей, увезла бы скорая помощь, не позволив ей потерять слишком много крови.
Только после этого я снова оделся, натянул на себя свои джинсы, на ноги одел кроссовки, а на голые плечи натянул пуловер. В этот момент Михалыч продолжал жужжать своим вечным фонариком в самом углу этого бокса автосервиса, в пяти-шести шагах от меня и Нины.
– Руслан, - вдруг послышал его глухой и несколько невнятный голос, - ты можешь подойти ко мне?
Помимо просьбы, в его голосе прозвучала такая безнадега, что я моментально оторвался от обследования ран Нины Алферовой, проверяя, не сильно ли они кровоточат, и направился к Михалычу. На второй шагу под мою правую кроссовку попало что круглое и мягкое, я споткнулся и упал на вытянутые вперед свои руки. Внутри самого себя я ощутил удивление по поводу того, как ловко это самое падение у меня получилось, затем на смену этому удивления на меня накатил сплошной ужас. Я лежал на вытянутых руках и смотрел в лицо мертвой Татьяны Горюновой, которая была в паре сантиметров от меня. В том, что эта девушка была мертва, у меня не было никаких сомнений, пистолетная или автоматная пуля превратила глазницу ее левого глаза в смертельную рану.
Мы с Михалычем стояли перед автосервисем и, низко опустив головы, плакали. Мы стояли и плакали, наблюдая за тем, как бойцы взвода майора Нелли Зеленковой один за другим выносили тела погибших членов тусовки Нины Алферовой. Сейчас внутри сервиса работали милицейские следователи, протоколируя обнаружение шести трупов подростков, юношей и девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. Эти мертвые тела они с большой осторожностью и аккуратно укладывали на чистый брезент, расстеленный перед одними из ворот этого автосервиса.
Среди трупов, лежавших на брезенте, тело Нины Алферовой отсутствовало. Примерно, час тому назад Максим Звонарев ее забрал и на одном из "Тигров" в сопровождение или под конвоем двух бойцов майора Зеленковой отправился в ближайшую городскую больницу. Пока от него было ни слуха, ни духа, что в свою очередь лишь могло означать, что врачи борются за жизнь Нины и Максиму пока было нечего мне сообщать!
Я стоял рядом с Михалычем, плакал вместе с ним и одновременно размышлял над тем, что же такого узнали эти мальчишки и девчонки, за что с ними так жестоко расправились!