Маркета Лазарова
Шрифт:
Дни убегают за днями. Миколаш ночует в лесу и питается кониной. Ночью, пятой по счету, отправился он на то место, где лежит Козликов клад. Идет крадучись, осторожно пересекает топи, и вот он уже у цели. Отбрасывает камни, разгребает землю и вытаскивает из глубины тяжеленный сундук. Лицо разбойника озаряется блеском драгоценного металла и драгоценных каменьев. Огонек звезды поджег этот блеск. Звездное сияние и блеск драгоценностей! Разбойник погружает косматую лапу на самое дно сундука и наполняет свой кошель дукатами. Потом заталкивает все обратно и плотно прижимает крышку, ибо клад, ценность которого уменьшилась, прибавил в объеме. Дело сделано, и Миколаш возвращается, бдительно следя за тем, чтоб не осталось следа. Наконец
Эта ночь — последняя в Шерпинской чаще. Под утро выбрался Миколаш на торную дорогу, что ведет к северу, Подстерегал он возок горожанина, не подвернется ли какой в этих краях. Поджидал, не зацепится ли за его меч какой-нибудь брюхач мещанин, из тех, что натужно кашляют по утрам. Часов около семи застиг он врасплох одного недоростка, платье которого не длиннее рубашонки некрещеного дитяти, а шпаги нет и в помине. К тому же сморил его сон. Миколаш пропустил недомерка. Но развеселился, однако, и, встретившись с приличным мужичком, шлепнул его коня по крупу так, что тот присел.
«Слезай, мой городской сосед! — обратился Миколаш к верзиле. — Надобен мне твой малахай, твои сапоги и твоя шляпа! Слезай, хочу я, чтоб ты передал мне узду своей кобылки. Hа тебе за это пару коней и три дуката в придачу. Ну-ка пошевеливайся, делай, что тебе говорят. Тут вот кусты, они тебя прикроют, чтоб тебе не стыдиться».
«А ты кто таков?» — спросил седок, и по лицу его было видно, что он скорее рассержен, чем напуган. Но Миколаш вытащил меч и повторил свое предложение с такою твердостию, что мещанин наш соскользнул с коня ласочкой. И хотя имел он при себе тесак, хотя искусство боя, верно, не было незнакомо ему, но от противника повеяло дыханием сражений и такой беспощадностью, что в нем легко угадывался человек, который, не колеблясь, уложит возле требуемой шляпы и бездыханный труп ее владельца. И отдал путник Миколашу все, что тот хотел получить. Попался Миколашу купец, взял он, значит, деньги и подумал: «Неплохая шуточка, ей-бо! Куплю теперь себе плащ до пят да жене золотую парчу. Почаще бы попадались такие молодцы. Платят золотом, а сами голые, что твой медяк. Платят золотом да дерутся. Ах ты полоумный! Коли и дальше будешь покупать не торгуясь, получишь на свои золотые разве что цыпленка!» Бормоча что-то подобное себе под нос, купец вел под уздцы Миколашевых лошадей, не имея желания вспрыгнуть в седло.
А Миколаш поехал с богом дальше. Походил ли он теперь на купца? Ну, в какой-то мере, маленько, пожалуй; однако то, что от разбойника за две мили разит лесом, об этом Миколаш не догадывался. Вихрем скакал он вперед, оставляя позади постоялые дворы, где перепрягают коней, хмурые лачуги на распутьях, избы, над которыми лес подает руку лесу. Искал он людей отчаянных, отпетых, всякий сброд, преследуемый законом.
В любые времена подобного народцу в этаких местах предостаточно. Играют они в кости, либо, подперев подбородок руками, смотрят на пламя очага. Корчмарь сидит у ворот, а его жена ощипывает тощую курицу. Плутовка корчмарка, известно ли, в каком гнезде вывелась эта курочка? Да не все ли равно, корчма мне по вкусу. Вижу я почернелый потолок, добротный устойчивый стол, просторный очаг, а возле очага — решето с гусятами, вылупляющимися из яиц. Миколаш остановился у ворот и спешивается. Корчмарь спешит ему навстречу и по привычке своего сословья вопрошает свое сердце, кто бы это мог быть. Вопрошает он свое сердце и отвечает своему удивлению: это князь; и своей подозрительности: это искатель приключений.
Миколаш, однако, не обращает на трактирщика ни малейшего внимания и входит в горницу. Остановился перед бездельниками, которых здесь троица, и говорит:
«Что скрываетесь? Какая провинность вас тяготит?»
Принялись они ему толковать, будто порядочные.
«Э, — обрывает он их, не слушая дальше, — что мне до ваших грехов! Вижу я, покрыты вы струпьями и голодной
Да что поделаешь, разве голодный устоит перед едой, которую ему подносят? Руку протяни — и вот тебе золото, — да неужто вы откажетесь от него? Никогда! Все трое обещали Миколашу повиновение и пошли за ним.
Низким способом вербовщиков Миколаш набрал двадцать три человека. Поглядеть на них — и то оторопь берет. У одного — лицо мертвеца, другой смахивает на ворона. Один — кожа да кости, другой — брюхастый и тучный. Миколаш хохотал, разглядывая этих воинов, избежавших виселицы, душегубов, готовых, ей-богу, на что угодно. Чего им терять? Ни у кого нет ничего, кроме шеи, а та уж давно не им принадлежит!
А душа?
Бросьте вы ваши прельстительные песни, говорят эти вахлаки, от пения ничего не прибудет. Душа — она невидима, а голод терзает кишки и завязывает их большими узлами. Что нам до белоснежной небесной голубки, у нее и крылья вроде не крылья, и клювик не клювик. Мы в это не верим!
Не можем мы этим окаянным отказать в некотором чувстве собственного достоинства, так же как не можем не признать их насекомых и нищеты; но опасаюсь я, что даже этот признак свободного духа не прибавит им основательности. Разум покинул их, и поселилось в них безрассудство.
Миколаш повел вояк в Шерпинскую чащу и разбил лагерь на том месте, о котором условился с остальными братьями. Разбойник вел себя уже не по-разбойничьи. Вы думаете, он изменился к лучшему? Нисколько, просто надобно было избегать стычек и крика. Рассылал он своих вахлаков на отдаленные рынки, и они покупали там телок, да телят, да барашков. А какие из них вышли скотники, мясники и кухари!
Драгоценные господа мои, кожа и жилы — все исчезало за их тесаками. Согревались они у костра, а поскольку мужички — не бирюки, то и образовалось из них содружество, как в любом войске. На всяком лице проявляется проблеск красоты; может, не такие уж они бесстыжие, как мы полагали! Как тут разобрать?
Меж тем от веретена событий отделилась последняя нить.
Пани Катержина была узнана и схвачена. Произошло это неподалеку от деревни Песчаная Льгота в Турновском крае. Вместе с Катержиной были взяты несколько маленьких девочек и сын Вацлав, самый младший из Козликовых сыновей.
Как это произошло? Пани бежала на север, памятуя сыновний наказ, а потом отклонилась в сторону, где много пещер и провалов. Никто ее в той стороне не знал, так что могли они передвигаться по дорогам и ночевать в домах сострадательных хозяев. На десятый день обнаружили они избу и мельницу, прилепившуюся на опушке леса. Изба была хорошая, и мельница в порядке, поскольку по желобку на вращающееся колесо неустанно стекала вода. Хозяин все свое время проводил возле дома. Был он беден, работал вместе с женой и одним батраком. Мельница его напоминала монастырь с двумя монахами. Поздоровался он с пани Катержиной, пани Катержина похвалила его избу и сказала:
«К тебе приходят помольщики и ночуют у тебя. Яви нам такую милость, положи у себя в каморке, где спят они. Идем мы уже очень долго, а дети — малые». Вышла тут мельничиха, привела их в дом и сделала все, что сделали бы и мы с вами.
В те давние времена просить о ночлеге было делом обычным. Ведут разбойники себя как дома. Дети перекреститься не успели — и вот уж эта мелюзга прикорнула, спят, словно ангелочки, завершившие свои добрые дела.
Пани Катержина, безусловно, знает, что почем на этом свете, но дом так приветен! Слышен стук мельничного колеса, и все вокруг припорошено беловатой пылью. Кто бы тут побоялся остаться?