Марки. Филателистическая повесть. Книга 1
Шрифт:
Продолжение записей
Цербер рвался с поводка и бежал всё быстрее с громким лаем. Мы еле поспевали за ним. Тропинка извивалась и становилась уже и уже.
– Как далеко они бедолагу утащили? – проронил я.
– Не сомневаюсь, жизнь нашего соседа в страшной опасности, – тихо отозвался Александр Степанович.
Внезапно лес закончился, и перед нашим взором предстало широкое пространство, уходящие краем в глубокий обрыв. Словно невидимый собиратель выдернул разом марку, а заменить на другую не успел.
Мы увидели комья свежевырытой земли и
– Могила несчастного найдена. Теперь остаётся узнать, что привело к такому концу, – вымолвил Попов и прочёл полагающуюся в таких случаях молитву.
– Боюсь, загадка не из простых, – подтвердил я.
Анализируя позднее тот момент, мы с профессором пришли к единодушному заключению, что поддались оба внутренней эмоции, не обратив внимания на безудержный лай Цербера. Внутренние переживания оказались сильнее внешних факторов-раздражителей и рассудка.
Поэтому странным и зловещим, словно гром среди ясного неба, показалось нам раздавшееся тихое покашливание и невнятное бормотание.
– Какие негодяи, а?
Мы поскорее натянули на головы шляпы и сделали несколько шагов в направлении голоса. Тяжкий груз свалился с моей души. Попов тоже вздохнул с облегчением. Перед нами на толстой ветке сидел пропавший академик. Он был одет в тренировочный костюм. Плечи старика обвисли, штаны в грязи, лицо измождённое и исхудавшее. Мы бросились на шею Павлову, гонимые любовью и радостью увидеть живым того, кого минуту назад сами мысленно похоронили.
– Что с вами? – закричали мы с Поповым в один голос. – Вы ранены?
– И где бандиты? – добавил я.
– Именно бандиты, будь они прокляты! Решили по лесу трубопровод вести, – великий физиолог показал в направлении разрытой канавы, отстраняясь от нас. – Мне ужасно неловко принимать вас в таком затрапезном одеянии.
Мы дружно принялись успокаивать старика и уверять его, что нам совершенно безразлично, в каком он костюме.
– Зато мне совсем не безразлично, – буркнул спасённый.
Едва Павлов произнес эти слова, как груз усталости и изнеможения от пережитого навалились на него. Он закрыл глаза и замолчал.
– Думал, сдохну тут, как последняя собака, – вяло промямлил он и принялся отковыривать налипшую грязь от штанины.
Мне показалось на короткий момент, академик готов был расплакаться, но он быстро взял себя в руки. Мы попытались осмотреть повреждённую ногу, но раненый только морщился и отодвигался от нас в сторону.
– Чего вы уставились? Закрытых переломов никогда не видели? – крикнул Павлов, и добавил требовательно. – Дайте же, наконец, мне пить!
К великому разочарованию физиолога, питья у нас с собой не оказалось. По иронии случая, из личных вещей академика мы догадались прихватить лишь его домашний тапочек, вещь в данных
Стоит ли говорить, каких усилий нам стоило вернуться назад. Идти Иван Петрович совершенно не мог. Нам с моим другом пришлось соорудить из веток и проводов от ошейника носилки. На носилках, крайне медленно и ежесекундно боясь споткнуться и уронить бесценную ношу, мы двинулись в обратную дорогу. В пути мы делали остановки, бережно опуская носилки на землю. Тогда мы с Александром Степановичем тихонько переговаривались. Павлов стонал и на чём свет стоит ругал неизвестных строителей, а заодно и нас, забывших прихватить воду.
– До чего же он тяжёлый, – не мог не пожаловаться я шёпотом, так, чтобы раненый не услышал меня. – Да ещё и ругается постоянно. Будто он не по своей милости здесь оказался.
– Тяжёлый, в прямом и переносном смыслах. Тем более, не станем отплачивать упрямцу своей неприязнью, – тоже шёпотом отозвался профессор.
Наконец, мы с величайшей осторожностью внесли старика в дом и уложили на кушетку.
Академик Павлов снова попросил стакан воды. Я немедленно побежал на кухню и принёс.
– Так-то лучше, – причмокивая губами, отозвался он с кушетки, напившись и отпихнув стакан. Лицо слегка порозовело, но гримаса боли не покинула его. Из-под насупленных бровей нас рассматривали колючие глаза.
Затем в нескольких резких выражениях Павлов пояснил, что произошло. С недавних пор академик решил заняться спортом для поддержания рабочей формы. Он пренебрёг советами врачей. Привыкший всё самостоятельно проверять на практике, Иван Петрович решил в тот роковой день совершить длинную пробежку (для своего возраста почти что марафонский забег), длиною в пять километров. Пробегая по лесу самый трудный участок, он споткнулся о корягу и сломал себе ногу.
– Ни выбраться самостоятельно, ни позвать на помощь, – сокрушался академик. – Экая оказия!
– Мы предполагали, что вас похитили и даже убили! – сказал я.
– Кому я нужен? Старая развалина, – отозвался Павлов. – Теперь и подавно.
– Тем не менее, хороший хирург сейчас был бы как нельзя кстати, – не терпящим возражений тоном заключил мой друг и отправился на поиски доктора.
Я всё время оставался с больным. В спальне академика внимание моё привлекло странное устройство: бесколёсный велосипед. Заднее колесо отсутствовало напрочь, а вместо переднего приделаны были толстые кожаные ремни. Бесколёсное устройство стояло на массивной проржавевшей подставке. Я хотел было спросить Павлова о пропавших колёсах, однако ситуация была неподходящая.
Наконец, Попов вернулся и привёл с собой долгожданного хирурга. Осмотр ноги академика и произведённая доктором операция заняли несколько долгих часов. Уже давно спустилась ночь, а мы с профессором всё ещё находились в доме Ивана Петровича с намерением проявлять заботу и приятною беседой утешать нашего соседа. Павлов лежал, глядя отсутствующим взглядом в потолок. Я обдумывал, как лучше доложить старику про порчу столового серебра.
– Доброе утро. Как хорошо, что Цербер вас отыскал, – сказал Попов. – Мы вас, признаться, уже похоронили. Не правда ли, настоящее пасхальное чудо?