Маркиз де Сад. Великий распутник
Шрифт:
Говорили, что за крупное вознаграждение и обязательство погасить его огромные долги граф де Мирабо стал секретным агентом королевского двора. Робеспьер, Марат и некоторые другие видные революционеры догадывались о двойной игре Мирабо и резко выступили против него. Однако до внезапной смерти последнего, то есть до 2 апреля 1791 года, эта тайная сделка оставалась недоказанной, и он был похоронен с величайшими почестями. Лишь после свержения монархии были обнаружены документы, подтверждавшие измену Мирабо. В связи с этим его прах, первоначально помещенный в Пантеон, был выброшен оттуда и перенесен на кладбище для преступников в предместье Сен-Марсо.
По словам Шатобриана, "могила освободила Мирабо от клятв и укрыла от опасностей, которых он вряд ли смог бы избегнуть". Хотя укрыла ли? Когда граф умер, врачи, как это обычно и бывает в подобных случаях, не сумели установить точный диагноз и причину его смерти. Заметим, однако, что когда Габриэль-Оноре Рикетти де Мирабо скончался, ему едва исполнилось сорок два года…
В любом случае, маркиз де Сад пережил этого "человека чести" почти на четверть века.
А 13 мая 1781 года Анн-Проспер де Лонэ умерла то ли от оспы, то ли от аппендицита, перешедшего в перитонит. И, судя по всему, какое-то время маркиз де Сад не знал об этом.
Она так и не вышла замуж, хотя с того времени, как они с маркизом были вместе, прошло несколько лет. Печаль по поводу ее смерти стала прерогативой ее матери, мадам Кордье де Лонэ де Монтрёй. И ей, надо признать, трудно было позавидовать, ведь смерть отняла у нее одну из дочерей, а ненавистный зять — другую. Да, она сосредоточила всю свою любовь на внуках, сыновьях маркиза де Сада, но по отношению к нему самому она осталась все так же непримирима, о чем свидетельствуют следующие ее слова: "Он должен оставаться в тюрьме уже потому, что выпущенный на свободу будет только безобразничать".
Через два месяца, то есть 13 июля 1781 года, Рене-Пелажи де Сад впервые получила разрешение навестить в тюрьме своего мужа. А осенью того же года у маркиза вдруг начались свирепые приступы ревности.
Это удивительно, но он вдруг начал адресовать своей жене самые гнусные, самые несправедливые обвинения. Типичный пример — его письмо, датированное сентябрем 1781 года:
"Вы — орудие моей пытки. Поскольку это так, то как они предполагают заставить вас выполнить эту роль, не сделав исключительно несчастной? Нели у вас были хоть малейшие дружеские чувства ко мне, было необходимо их насильно подавить, ибо они хорошо знали, что ваша дружба была моим единственным утешением, и они добились в этом успеха, дав вам любовника…"
Казалось бы, что за бред? Какого еще любовника? Но маркиз де Сад не унимался:
"Следовательно, омерзительная политика самых гнусных советчиков вашей матери такова: поощрять преступление, оправдать его, дабы наказать зло. Какая отвратительная мысль! Какая постыдная идея! И как могло случиться, зная вас, как знаю я, со всеми вашими добродетелями, всей вашей порядочностью, всей вашей искренностью, что вы не почувствовали ту западню, которую они вам подстроили? Как получилось, что вы не смогли ее избежать? Увы! Ваша отвратительная мамаша теперь нанесла мне решающий удар; она лишила меня всего: имущества, чести, состояния, свободы… Я бы вынес все, не стал бы ни о чем жаловаться: но украсть у меня ваше сердце!.. О, мой дорогой и божественный друг! О, моя бывшая наперсница, этого я не переживу!"
Рене-Пелажи ничего не могла понять, а ее муж все продолжал и продолжал изливать на нее свои претензии:
"Почему вы упорно доводите меня до отчаяния и становитесь источником моего падения? Я все еще имею на вас одно драгоценное право, звание, в котором не может отказать мне вся вселенная: я отец ваших детей. Хорошо, смягчитесь хотя бы ради них, если не ради меня! Если я вам более не нравлюсь, тогда я готов умереть, я согласен, я избавлю вас от своего присутствия <…>
О, боги! Как же вы заставляете меня страдать! И как же продуманны и ужасны ваши пытки! Ах, именно так душу наполняют отчаянием и горечью, но едва ли таким способом можно вернуть ее на прямой путь!"
Как говорится, дальше — больше, и в начале октября 1781 года маркиз де Сад написал жене:
"Всю свою жизнь я буду жертвой ее ярости и неослабной мстительности.
А ведь эта женщина еще считается набожной прихожанкой, ходит в церковь и причащается… Одного подобного примера достаточно, чтобы превратить самого набожного человека во вселенной в атеиста. О, как я ее ненавижу! Боже милостивый, как я ее презираю! И какой наступит для меня благословенный момент, когда я узнаю, что это отвратительное существо испустило последний дух! Я торжественно клянусь со всей искренностью раздать бедным двести луи в тот день, когда я узнаю об этом благословенном событии, и дам еще пятьдесят слуге, который принесет мне это известие, или служащим той почтовой службы, которая возвестит об этом событии по почте.
Я согласен на любые мучения, которые Богу будет угодно наслать на меня, если я когда-либо нарушу условия этой клятвы, письменную копию которой я ношу при себе уже более трех лет. Я признаюсь, что никогда никому не желал смерти, за исключением этой женщины!"
Понятно, что это все — о матери Рене-Пелажи, но чуть ниже вновь досталось и ей самой:
"Давайте предположим, что небеса пощадили моего отца и мать, как они пощадили обоих ваших родителей <…>
Скажите мне, мой дорогой друг, скажите, зная ту силу характера, которой они оба обладали, вы верите, что они когда-либо могли бы обращаться с вами так, как обращается со мной ваша семья, и можете ли вы представить, что если все-таки допустить, что они бы так поступили, я бы примирился с этим хоть на секунду? Каков же результат этих печальных мечтаний? Таков, что я жертва судьбы и мести, и что в самой глубине моего сердца я нахожу утешение в том, что могу сказать себе: "О, мои родители, вы бы никогда не позволили ей быть такой несчастной, даже если бы она была столь же виновата!"
Я бы никогда не пожелал вам такой участи, но, если бы Господь покарал вас ею, как бы доволен, как бы рад я был броситься на вашу защиту, сплотить людей для вашей поддержки, сделал бы все, что в моей власти, чтобы защитить вас <…>
Вы же позволили заковать в оковы своего мужа.
Поэтому, когда приедете меня навестить, будьте добры уволить меня от всех этих лживых отговорок: я не знала; это случилось само собой…"
Ну, в самом деле — бред. Маркиз де Сад, казалось, ополчился против ни в чем не повинной Рене-Пелажи. На самом ли деле она боролась за его освобождение? И не случилось ли у нее романа с другим мужчиной?
Он возмущенно писал:
"Почему вы не отвечаете мне по поводу моей самой искренней просьбы, чтобы Буше не сопровождал вас, когда вы меня навещаете? Может быть, кто-то заставляет его приходить вместе с вами? Впрочем, я не собираюсь ого комментировать, ибо мне кажется, что из вашего письма следует, что вы прилагаете все усилия, чтобы он не приходил, и я на этом закончу и больше не стану поднимать этот вопрос, разве что повторю: о, если Буше все-таки будет вас сопровождать, и если вы будете одеты в ваш проститутский наряд, как это случилось в прошлый раз, я клянусь своей честью, что даже не намерен к вам спускаться. Это первое, что я спрошу, когда они придут за мной: "Буше тоже там? Она вырядилась так же, как и в прошлый раз?" Бели ответы будут утвердительными, я не пойду".