Маркус Вольф
Шрифт:
Никита Сергеевич жаждал не конфликта, а победы в дипломатической схватке. Он хотел быть в центре мировой политики, хотел, чтобы от него зависело решение главных проблем, верил в свое дипломатическое искусство. Он считал, что застал Запад врасплох и тем самым обеспечил себе неплохие шансы на победу.
Поначалу казалось, что Запад уступает. Разведка Маркуса Вольфа сообщила, что США, Англия и Франция предложили провести конференцию четырех министров иностранных дел для обсуждения германской проблемы во всех ее аспектах, пригласив представителей обоих немецких
Англичане, пришли к выводу люди Вольфа, не считали Западный Берлин таким уж важным и уж точно не были готовы за него воевать. Британский министр иностранных дел Селвин Ллойд соглашался заменить войска западных держав в Западном Берлине контингентом войск ООН. Но воспротивился канцлер Конрад Аденауэр — он не собирался уступать Хрущеву и Ульбрихту ни пяди земли. Его поддержал французский президент Шарль де Голль. Он был главным сторонником Аденауэра во время берлинского кризиса.
Для Соединенных Штатов Западный Берлин был уязвимым форпостом, который трудно, но необходимо защищать. Бросить Западный Берлин они не могли. Президент Дуайт Эйзенхауэр говорил:
— На кону судьба двух с лишним миллионов свободных немцев, которые нам верят и к которым мы не можем повернуться спиной.
Это был вопрос сохранения доверия к Соединенным Штатам…
У Хрущева создалось ощущение, что он может выставить западные державы из Западного Берлина. Никита Сергеевич радовался:
— Смотрите, как всё изменилось. Они не хотели нам руки подавать. А теперь премьер Макмиллан приехал. Вице-президент Никсон приезжает.
Он верил, что на Запад надо постоянно давить:
— Это же бандиты. Если бы мы были слабыми, они бы давно решили германский вопрос так, как им хочется.
Никита Сергеевич призывал Ульбрихта к терпению:
— Не спешите. Западу надо дать время отойти от прежней позиции. Через год они будут слабее, а мы сильнее. В 1961 году ГДР превзойдет ФРГ по уровню жизни. Это будет иметь большое политическое значение. Это будет бомба для них. Американцы не могут признать ГДР по соображениям престижа. Они нас не признавали 16 лет, а вы хотите, чтобы они вас признали через десять лет. Надо подождать.
Ульбрихта не устраивала неспешность Хрущева. Он не мог остановить бегство сограждан, особенно молодых и образованных.
Громыко заметил Ульбрихту, что пресса ГДР называет ФРГ незаконным государством, а это расходится с советской позицией:
— Федеративная Республика — суверенное государство. Мы ее можем критиковать за милитаризм, но не считать суверенным государством — это вредит нашей тактике.
Ульбрихт стоял на своем:
— ГДР — законное государство, потому что выполнило Потсдамское соглашение, а ФРГ — нет.
Хрущев заключил:
— Как ГДР смотрит на эти вопросы — это ваше внутреннее дело. Мы остаемся на своих позициях. Мы не должны повторять вашу позицию. Мы установили дипломатические отношения с двумя германскими государствами и оба считаем суверенными.
Никита Сергеевич рассчитывал на многое, играя с Западом. Ульбрихт же опасался, что
«Ульбрихт втайне не доверял Москве, сомневался в ее верности, — вспоминал Маркус Вольф. — Ульбрихт боялся, что Советский Союз в случае военного конфликта между немецкими „братьями“ может предоставить ГДР ее участи».
После смерти Вильгельма Пика Ульбрихт в сентябре 1960 года сделал себя еще и председателем Государственного совета ГДР, это позволяло ему давать указания правительству, во главе которого стоял очень популярный Отто Гротеволь. Но у Гротеволя диагностировали лейкемию. Он лечился в Советском Союзе и постепенно отошел от дел. Он умер в сентябре 1964 года. Правительство возглавил Вилли Штоф. Но чем больше было власти у Вальтера Ульбрихта, тем меньше жителей оставалось в Восточной Германии…
Никита Сергеевич решил подкрепить свои позиции ядерным арсеналом. В декабре 1958 года он приказал разместить в ГДР ракеты средней дальности. Восточных немцев в известность не поставили.
Из Новгородской области тайно перебазировали 72-ю инженерную бригаду резерва Верховного главнокомандующего. На вооружении бригады состояли ракеты Р-5М (по натовской классификации СС-3). Радиус полета — 1200 километров, то есть в зону поражения попадали Франция, Англия и американские базы на территории Западной Европы. Так впервые Хрущев выдвинул ракеты с атомными боеголовками за пределы советской территории. Все работы велись ночью, чтобы не заметили американские самолеты-разведчики. Но западно-германская агентура следила за железнодорожными перевозками и получила достаточно точную информацию о появлении советского ядерного оружия в ГДР.
В мае 1959 года главнокомандующий группой войск в Германии маршал Матвей Васильевич Захаров доложил Хрущеву, что ракеты готовы к боевому применению. 23 июня бывший американский посол Аверелл Гарриман посетил Хрущева в Сочи и обсуждал с ним берлинский вопрос. Хрущев хотел напугать Гарримана, и ему это удалось:
— Ваши генералы говорят, что удержат свои позиции в Западном Берлине с помощью силы. Это блеф. Если вы пошлете танки, они будут сожжены, не сомневайтесь в этом. Если вы хотите войны, вы ее получите, но помните, что это будет ваша война. Наши ракеты взлетят автоматически.
Летом 1959 года в Москву приехал вице-президент США Ричард Никсон. 24 июля он открыл в парке Сокольники первую в Советском Союзе американскую выставку. Хрущев пришел на открытие. Осматривая экспонаты, они с Никсоном остановились в павильоне, где были выставлены образцы кухонной техники. Здесь и состоялся знаменитый кухонный спор о преимуществах двух систем.
Ричард Никсон пришел к выводу, что Хрущев вовсе не таков, каким хочет казаться. Большая ошибка считать его человеком, который способен начать войну в припадке гнева. Когда обсуждаются серьезные вопросы, он трезв, холоден и невозмутим.