Мародер. Каратель
Шрифт:
— Все так, Эб.
— Согласись, Зигги, я был хорошим проект-менеджером. — Эбрахамсон игриво осклабился в вебкамеру.
— Ну так посоветуй правильного человека на это чертово место, Эб. Хватит уже выкаблучиваться.
— Зигги, если бы позвонил другой, я бы развел руками, но тебе скажу: не прогадаешь, если сунешь Директору вот этих двоих, набирай. Со-а-ссеп, два «эс» посередке; набрал? Ага. И еще. Таст, Ар Джи Таст, из Pipeline Watch. Но он не федеральный служащий, Зигги.
— Ага… О! А ведь эта Соассеп, представляешь, Эб? На нее лежит представление от покойной
— Просто у них был роман, Зигги. Впрочем, это уже неважно, правда? Утверждай Соассеп, и не забивай голову ерундой. Эта сучка себя покажет. Я как-то наблюдал, как она справилась в баре с толпой пьяных парней из Динкорпа, так-то, Зигги. Сразу, знаешь, вспомнились пуэрториканские оторвы из Саут Бронкс, я там рос неподалеку, на сто восемьдесят девятой Вест. С во-о-от такими сиськами, да, Зигги… Но суки, доложу я, были еще те, у каждой в сумочке не нож, так пистолет…
— Понял тебя. Черт, а я уже собрался воткнуть этого жирного крикуна, Ширса…
— Ну-ну! — беззаботно хохотнул Эбрахамсон. — Он со слезами упрашивает своих MP [262] хоть немного слушаться его…
— Вот как? Ладно, спасибо, дружище. Черт, как я тебе завидую! Вечером ты уже будешь в Европе…
— Я лечу в Штаты, Зигги.
— Тогда счастливо тебе долететь…
20
262
MP — military police.
— Че, здесь?
— Здесь. Серега, смотри и запоминай. Будешь потом на кого охотиться — пригодится.
Старый влез на торчащий из земли валун и снова оглядел дорогу.
— Все начинается с остановки колонны. Поэтому — минируем. Первый борт должен встать там, где ты наметил: твои люди не должны бегать, они должны стрелять, с первой секунды до последней. Значит, первая закладка — вот здесь. Расстояние от поворота какое должно быть?
— Какое?
— Э, это ты мне скажи. Зачем стопорить колонну именно перед поворотом, понимаешь?
— Чтоб из пулемета вдоль дороги херачить?
— Точно. Смотри, головная взорвалась, колонна встала, наши начали ее мочить с той стороны дороги — что на остальных делают?
— Спрыгивают. Тоже шмалять начинают.
— Где падают?
— Ну… Вот, сюда вот. Так и кювет, и машины прикрывают. Да, точно. Они спрыгнули, очухались, и только начинают по нам стрелять, а вдоль дороги их наш пулемет — ху-у-як! В бочину!
— Точно. Страте-е-е-ег. — насмешливо протянул Старый. — Значит, какое расстояние от поворота, за которым сидит твой пулеметчик, до закладки?
— Так… — хищно прищурился Серега. — Сто — маловато… Сто пятьдесят. Да.
— Хуй на. Два броска гранаты, не больше. И то, это только для того, чтоб те пулеметчика гранатами не достали, и чтоб своей закладкой не погасить. Пулемет в упор — это пиздец. Когда с фланга, неожиданно, да в упор начинает пулемет, это все. Воевать неохота, вообще. Под себя залезть охота. Времени мало, надо их сразу так охуярить, чтоб они даже мама сказать не успели.
Ахмет спрыгнул с каменюки и подтолкнул Серегу к следующему холмику:
— Главное, смотри… Не. Пошли, дойдем. Лучше сам увидишь. Так и пацанам лучше объяснишь.
— Чево?! — остановился Сережик. — Че ты сказал?!
— Че? — включил дурочку Ахмет. — Че я сказал?
— Ты че, хочешь сказать, это я ими командовать буду? Ты че, Старый?! Совсем… — тут Сережиково нутро взорвалось острой болью: Старый как-то незаметно подтек к нему на удар и несильно, но садистски точно ткнул кулаком Сереге под солнышко.
Парнишка подробно исполнил осененный вечной традицией танец получивших по солнечному сплетению. Когда он, наконец, встал с колен и протер губы от рыготины горсточкой рассыпчатого снега, сквозь сверкающую радугу слезящихся глаз он заметил Старого, покуривающего на торчащем из-под снега скальном выходе. Старый пошлепал ладонью по камню рядом с собой.
— Сереж, ландай-ка. [263] Присядь вот. Все? Нормандяк?
— Че? А… Все…
— Понял?
263
Ландай (угол. жарг.) — иди сюда, подойди.
— Понял…
— Скажи тогда.
— Че сказать? За че ты мне ебнул? Чтоб не спорил.
— Не, Серег. Чтоб ты как сопля не спорил. Понимаешь — про соплю?
— Да вроде да.
— Ты это, давай без вроде. Вроде — это в роте. Командира, у которого хоть что-то «вроде», солдат слушать не станет. Рот у командира не для всяких штук, а для команды. Половина людей, которых ты ведешь в бой, последнее, что в жизни слышат, это твою команду. Нахуя им напоследок блеянье слушать, а? Им и так помирать, хватит с них неприятностей. Пусть они слышат нормальную команду, которую можно понять только правильно. Пусть чувствуют, что они умрут, но дело — дело лежать не останется, дело сделается. Чуешь?
— Да. Кажется, въезжаю. — Сережик смотрел куда-то сквозь чахлый березовый лес.
Перед ним сейчас поворачивалась новой стороной выбранная им доля. Ахмет смотрел, как по лицу паренька пробегают страхи, сомнения, неуверенность — как все знакомо… Однако бобик сдох, и назад пути нет. Было видно, что парнишка понимает и это, и понимает вполне отчетливо: вон как набычился, мордочка стала жесткая, прям как у взрослого мужика…
— Ладно. Пошли дальше покажешь.
— Обожди, докурю. Пока курим, я тебе одну майсю [264] прогоню. Ты говорил, тебе семнадцать?
264
Майся (искаж. идиш) — майсыс, болтовня, байки, сплетня.