Мародёр
Шрифт:
— Куплю, — мрачно кивнул Елизар. — Куплю, но мне не нравится твой план.
— А мне не нужно, чтобы он тебе нравился. Мне нужен раб!
— Я куплю раба. Но есть еще что-то, что я должен знать? — князь промолчал. — Ты же понимаешь, что подобный подарок заронит недоверие между нами и Расковыми?
— Понимаю, — князь широко улыбнулся.
— И ты готов на это пойти? Ты же сам сказал не так давно. Сегодня! Ты сказал мне сегодня, что хочешь приблизить их семью, а такими действиями ты ставишь приближение под угрозу.
— Не беспокойся об этом. Расков умный старик,
— Хорошо. Но мне кажется, нет, я уверен, что нужно купить двоих.
— Двоих? Зачем?
— Одного можно совершенно без мозгов, его мы отправим в шахту к Расковым. Это слегка повысит доход старика и нивелирует его обиду. А второго, лучше поразумней, и вот его уже поставить к Вильямину. И оба они должны уметь обращаться с киркой. Расковы же все еще помешаны на собственной шахте?
— Благодаря ей и живут.
— Вот и хорошо. Пусть раб носит старика в шахту, пусть ломает породу при нем. Старик будет доволен.
— Я знал, что ты придумаешь что-нибудь подобное, — засмеялся князь, наливая в два стакана вина и пододвигая один к Елизару.
— И все-таки мне это не нравится.
— Держи, — князь положил на стол бумагу, скрепленную сургучом. — Императорское дозволение на покупку рабов в нужном количестве, — ответил он на не заданный вопрос друга.
— Мирир еще копает Соль в шахтах?
Князь кивнул и опрокинул в рот полный стакан вина, утер губы тыльной стороной ладони, и, вздохнув, спросил, меняя тему:
— Ты помнишь, каким был Дол двадцать лет назад?
— Большим! — широко улыбнулся Елизар, отпивая вина.
Они проговорили до утра, вспоминая прошлое и то, какими они были. Они смеялись над шалостями и вспоминали глупости, свойственные молодости. Не обошли они и тех, кто когда-то был рядом с ними. Князь лишь старательно избегал больной для Елизара темы и тот был ему благодарен. Когда же воспоминания закончились, они перешли к политике, к тому, что происходит в столице. Кто впал в немилость, а кто, напротив, вышел из нее. Князь, улыбаясь, поведал о новой фаворитке императора, и о том, как шушукается двор, обсуждая за спиной ее уродство, и как нахваливают, глядя в глаза.
— Она и в правду такая страшная? — не удержался от вопроса Елизар.
— Я бы не сказал, — жуя кусок мяса, ответил князь. — Она хромая, одна нога ее сильно короче, а улыбаться она может только одной стороной лица, но в целом ничего себе. Пока молодая, с возрастом станет хуже.
— И императрица не возражает?
— А когда она возражала? Горбатого могила исправит. И наш досточтимый император весьма горбат на слабый пол.
— А наследник?
— Ты знаешь, я с трепетом жду, когда он взойдет на трон. Жду и боюсь этого. Весьма перспективный молодой человек.
— Молодой? Ему ведь уже тридцать?
— Двадцать семь. И без него не принимается решений. И в военной сфере тоже. Ты слышал, что творят Безхили?
Они пустились в обсуждения соседей, торговых сделок империи, и возможных военных операциях. Елизар жадно впитывал новости из первых уст. Он знал большую часть из них, но одно дело слухи, а другое, когда сам князь рассказывает тебе новости.
И
Три дня спустя черно-красная крытая дорожная повозка в сопровождении шестерых вооруженных солдат выехала из Дола и неспешно покатила в сторону шахт, где добычей Соли руководил халкан Мирир. В повозке, не забыв прихватить требующие срочного рассмотрения дела, и пару толстых книг скучал Елизар.
Еще пять восемь дней спустя он, морщась, от тяжелого запаха, поднимающегося из шахт, ступил на пыльную землю шахтерского городка.
Глава 5
Старик, умер той же ночью. Вместе с ним ушли еще двое. В лагере рабов нет похорон, нет поминальных молитв, нет обрядов. Мы не имеем имен, у нас нет родных, что похоронят, как подобает. Наши тела будут свалены в яму и забросаны мусором. Так говорят, но никто не знает наверняка. Мертвые просто исчезают, и их место занимают новые рабы. А те, кто еще живы, спускаются вниз и ломают камень в надежде найти жилу Соли, чтобы хоть последний день жизни прожить лучше. Но это редко и мало у кого получается. Так и живем, гнем спину в шахте днем и надеемся не замерзнуть ночью.
Так и живем. День за днем. Мы развлекаем себя пустыми разговорами с теми, чье тело завтра волоком протащат через лагерь и чьего имени не вспомнить никогда. Чужие жизни, чужие истории, чужие воспоминания сливаются в один нескончаемый поток фактов, домыслов, событий. Но они не имеют значения. Все, что нужно это пережить день. В жизни раба есть только один день. Завтра может не наступить.
Так и живем.
Надсмотрщик подцепил тощее, грязное тело крюком и потащил мимо мрачно смотрящих на покойника мужчин. Еще один. Уже девятый за ночь. Нас все меньше, вчера прибыла новая партия, а сегодня двоих из них уже утащили в яму. И это странно, новичков в первый день не плохо кормят.
— Жмур!
Крик заставил оглянуться. Еще один. Десятый. Ночи все холоднее, пайка все меньше. Если раньше в похлебке попадалось хотя бы тухлое мясо, то теперь нет и его. Похлебка превратилась в воду с луковыми очистками и вонючей затхлой травой. Если повар сподобится бросить хоть горсть крупы, это почти пир, а если с жуками, так и мясо. От вкуса еды выворачивает, но это зеленое месиво единственное, что у нас есть. И этого недостаточно. Если халкан не сделает ничего, то скоро сам пойдет в шахту.
— Жмур!
Одиннадцатый. Я взглянул на розовеющие на востоке облака. Еще немного и можно будет пойти в шахту. Там теплее. Не понимаю, почему нас не отправляют вниз по ночам. Все равно ведь мы жжем внизу масло и камни огня. Так почему нельзя работать ночью? Я бы согласился. Днем можно и на улице, солнце греет, а вот ночью. Звезды слишком холодны чтобы прогреть тело. Я сжал кулаки, промерзшие кости заскрипели.
— Чего кулаки давишь? — рядом со мной возник мужик, имени которого я не помню, хотя и помню, что он называл его. Но имя бесполезно. Не сегодня, так завтра либо его, либо меня вот так протащат через лагерь. — Аль злодейство какое удумал? — он хитро прищурился и слегка улыбнулся.