Марш Акпарса
Шрифт:
— Слушаю тебя, почтенный.
— Зови меня мурза Чалкун.— Мурза поглядел на Эрви и неожиданно сказал:—А твой муж напрасно бросил тебя. Ты красива, как луна в девятый день рождения.
— Он не бросил. Он вернется...
— Не криви душой, Эрви. Я все знаю. Твой муж скоро женится на нечестивой русской женщине и не приедет к тебе.— Мурза подвинулся ближе к Эрви, заговорил тише:— Знаешь, кто виновник твоего горя? Русский царь Иван.
— Царь... Иван?
— Пусть покарает меня аллах, если я лгу. Эта русская девка жила здесь, и Аказ не женился на ней. Он об этом и не думал даже. Но когда он ходил с посольством в Москву, царь приказал ему, чтобы он взял в жены русскую, а свою жену бросил. И Аказ не ослушается царя. Сидишь ты в своем кудо и ничего не знаешь. Сююмбике послала меня помочь тебе.
— Мне... помочь?..
— Она велела передать тебе этот перстень. В нем яд.
— Надо отравить эту русскую?
— Какая польза? Отравишь одну — царь заставит жениться на другой. Надо отравить царя!
— Но царь в Москве!
— Стало известно, что Иван со своей ратью скоро будет в Свияжске и заедет в гости к Аказу. Никто, кроме тебя, не сможет сделать это. Если царь Иван умрет, его войско не пойдет на Казань, Сююмбике вернется из плена и сделает все, чтобы Аказ был только твоим. Ну?
— Нет, мурза. Я не возьму яд. Моя любовь к Аказу велика, но мой народ я люблю больше. Если царь умрет от яда, русские затопят кровью мою землю. Разве я могу послать на гибель людей моей земли?
— Тогда Аказ узнает все,— взвизгнула Шемкува,— узнает про Коран, про Булата, про клятву!
— И народ, который ты так любишь, выгонит тебя из родных мест,— мрачно сказал мурза.
— Так же, как они когда-то выгнали меня.
— Пусть!— твердо произнесла Эрви.— Только свой яд спрячь подальше.
— Ты долго жила рядом с Сююмбике и не научилась бороться за свое счастье. На, бери!
— Зачем ее уговаривать?—подняв вверх костлявые руки, кричала Шемкува.— Давай яд мне! Я сумею сделать все, что надо, без нее. А ей все равно конец!— Шемкува выхватила у мурзы перстень и, подскочив к Эрви, крикнула:— Знай, несчастная: я иду к людям, я иду к Аказу! Я всем расскажу про твои грехи, и горе тебе, клятвопреступница! — Шемкува бросилась к выходу, но Эрви схватила ее за руку и, разжав ладонь старухи, взяла перстень.
— Дай сюда.
— Давно бы так!
— От своей судьбы не уйти. Иди, мурза, к Сююмбике и скажи ей, что она не сможет упрекнуть Эрви. Я сделаю все как надо.
— У русских обычай есть: жена хозяина подносит гостю первую чарку. Ты брось яд в вино и подай царю, ведь ты хозяйка. Через неделю он умрет, и никто не узнает про твою вину.— Мурза похлопал Эрви по спине.
Помолчали все немного.
— Я сделаю все как надо,— не глядя на мурзу, спокойно ответила Эрви.— Я решила.
— Да поможет тебе аллах,— бросил мурза вслед уходящей Эрви.
— Я ей не верю, мурза,— буркнула Шемкува, когда Эрви вышла.
— Я тоже,— сказал Чапкун.— Ты следи за ней.
— Ты и мне яду дай. Если она побоится, это сделаю я.
— Ты сама и все твои люди тайно говорите каждому череми- сину, что русские хотят вырубить все священные их рощи и заставить всех вас поклоняться матери русского бога. И еще скажи, что новый хан Казани Эддин-Гирей, Да будет священно его имя, обещал каждому, кто уйдет от русского войска, двадцать золотых монет и коня. Кто придет в Казань с ружьем, полученным от русских, тот получит еще десять золотых монет, а ружье останется ему для охоты. И десять лет никто не будет брать ясак с того, кто будет служить Эддин-Гирею. И еще говорите черемисам: Казань сильна. Напомните им, что русские много раз приходили сюда и всегда уходили обратно. Так будет и теперь. И тогда горе тем, кто предаст нас! Я сам приведу сюда своих воинов и не оставлю здесь и праха изменников.
— Скажи великой царице, что она шлет ко мне только угрозы. Что я могу сделать, если бедна?
Чапкун вынул из-за пояса кисет и положил на нары.
— Возьми и давай каждому по монете. Остальное потом. Держи отраву. Помни: меня здесь не было,— сказал Чапкун и, не прощаясь, вышел...
Айвика ничего не знала про русского царя и не могла понять, хорошо ли, плохо ли будет, если он умрет в гостях у Аказа, которого она очень уважала.
Разгромив крымцев, русская рать двинулась на Казань безбоязненно. От Коломны до реки Суры сторожевой, царский и полк левой руки сделали всего пятнадцать переходов. Войска шли неслыханно быстро.
Впереди для разведывания пути шел легкоконный ертаул-полк с посошной ратью, которая смотрела за исправностью мостов, гатей и дорог. Ертаулом командовали князья Юрий Шемякин да Федор Проскуров. Посошная рать отдана под руку Терешки Ендагурова. Пришло на старости лет Терешке повышение, хоть какой ни есть, а все-таки воевода.
Думали ертаульцы первыми прийти на место встречи. Но их около Сарваева городища уже ждал князь Курбский с полком правой руки, Иван Мстиславский с большим полком да Иван Пронский с передовым...
Воины князя Курбского уже отдохнули.
На другой день к вечеру подошли полки царский, сторожевой и левой руки. Все луга и лес в развилке Суры и Иксы заполнили
войска. Никогда люди рода Сарвая не видели столько воинов. Вышли на большую поляну, надеясь увидеть царя, но им сказали, что царь утомился в пути и сейчас в шатре...
Когда царь проснулся, солнце было уже высоко. Он сбросил с себя одеяло, встал со скрипучей походной кровати.
Вскочил и Адашев, стал спешно одеваться.
— Сходи, позови большого воеводу, погляди, что в полках делается. Иди, иди — я оденусь сам.
Царь сунул ноги в теплые, обшитые сафьяном туфли, зашел за занавеску, умылся над медным тазом и тихо стал одеваться. Пойдя в поход, царь, по совету Сильвестра, уподоблялся простому ратнику: слуг около себя близко не держал, все делал сам или с помощью Алексея Адашева. Питался так же скудно, как и ратники, порой прямо из общего котла.
Войско знало об этом, царя всюду хвалили, это льстило Ивану, но он сам не знал, долго ли выдержит эту постную скудную жизнь.