Марш Акпарса

Крупняков Аркадий Степанович

— Скажи, Саня, это правда, что Соломония в монастыре го­ворила с тобой?

— О чем?

— Будто она жаловалась. А ты потом ругал государя.

— Правда. Но откуда, княжна, тебе это ведомо?

— Не рассказывал бы об этом в каждом кабаке, не было бы ведомо?

— Боже Христе, неуж во хмелю проболтался? — с дрожью в голосе произнес Санька.—Государь узнает... И не сносить мне головы.

— Государь не узнает. Человека, который сей разговор слы­шал, нет в живых. Ради твоего спасения я приказала умертвить его... Ну, что же ты молчишь, Саня? Отчего не благодаришь?

— Я не знаю, как отблагодарить...

— Садись рядом, на ушко шепну.

Не успел Санька приблизиться к Елене, как попал в ее объя­тия. Поцелуй был настолько неожиданным, что Санька забыл о ненависти к княжне и ответил на него. И только тогда, когда губы их разомкнулись, Санька понял, что случилось страшное.

— Бог тебе судья, княжна, лучше бы ты меня умертвила, чем в грех вводить.

— Ты мне люб, Саня.

— А ты мне нет. И боле я в твой возок не сяду.

— Твоя воля, Саня. Силой милому не быть,— холодно ответи­ла княжна и замолчала. В Кремле, выходя из возка, сказала: — Уста держи на замке — голову свою береги.

На следующий день Саньку позвали к дворцовому боярину, от которого Санька узнал, что отныне он уже не постельничий, и велено ему из дворца перебраться в город, и государю он слу­жить не будет по причине худородства. А заместо его постельни­чим поставлен князя Глинского сын Стефанко.

— Отныне ждем мы еще больших перемен,— сказал боярин,— объявлено, что государь берет в жены Елену Васильевну Глин­скую. Через месяц свадьба.

Санька немедля бросился искать Аказа, а когда нашел, рас­сказал ему о своей беде:

— Ежели эта станет царицей, мне плахи не миновать. Уж больно много я знаю ..

— Надо бежать из Москвы! — посоветовал Аказ.

— В такую-то зиму? Да и сестренку в монастыре оставить я не могу.

— Разве она там?

— С осени. По повелению государя.

— Как же быть?

— Я уж придумал. Ты только помоги мне.

— Говори, что делать?

— Найду я на окраине Москвы домишко, куплю его тайно И поселюсь там под другим именем. До весны деньжонок хватит. А как потеплеет, выручу Ирину из монастыря, да и подадимся из Москвы вон. Добришко перевезти туда днем нельзя — заметят, ночью стража по улице не пропустит. Надумал я тем возком, который ты охраняешь, воспользоваться. Понял?

— Сегодня, как привезу княжну в Кремль, сразу — к тебе.

А Ирина в Новодевичьем монастыре муку терпела. Сколь­ко слез пролила — один бог знает.

Верно, к пострижению ее не принудили, и жила она чуть сво­боднее, чем послушница. Звалась по-монастырски Ириницей.

В обитель часто наезжал митрополит Даниил. Он сам вел церковные службы, часто беседовал с Ириницей, наставляя ее на путь праведный.

А недавно он снова позвал ее к себе и сказал:

— Приготовься, дочь моя, выслушать скорбную весть. Брат твой Александр свершил тяжкий грех: он ругал государя нашего и, опасаясь кары тяжкой, из Москвы убег неведомо куда. Тебя же государь повелел постричь в послушницы и отвезти как можно скорее в Суздаль.

— Лучше убейте,— тихо сказала она.— Покарайте меня смер­тью за вину Сани. А постригаться не буду. Силой постригать — грех!

— Гнев и милость от бога, и потому несть в том греха.

— Я руки на себя наложу! И этот великий мой грех падет на государя.

— Опомнись! Не позвал бы я тебя, если бы не надеялся на милость великого князя. Просить ли у него за тебя?

— Проси, владыка, умоляю тебя! Пусть отпустят меня отсю­да, я задыхаюсь здесь.

Однажды вечером Ириницу позвала игуменья.

— В путь собирайся,— хмуро произнесла она.

— Куда?

— Не знаю. Возок уже прибыл, торопись.

«В Суздаль! — подумала Ириница.— Здесь постригать — мол­вы боятся, а там никто не узнает. Остается одно: бежать».

Монастырские сборы недолги. Через полчаса игуменья про­водила Ириницу до возка, перекрестила на дорогу и, не взглянув на тронувшийся возок, зашагала в покои.

Возок был дорогой, широченный, обитый кожей. На облуч­ке— монах, на запятках — монахи. В возке тоже кто-то был, но из-за темноты Ириница не могла понять — кто.

– — Куда мы едем?—спросила Ириница.

— Куда велено,— ответил грубый мужской голос.

Скрипел под полозьями снег, слышались удары бича, топот копыт. Возок подпрыгивал на ухабах.

Вдруг резкий и сильный удар сотряс возок, снаружи послыша­лась громкая брань. Сидевший в возке человек открыл дверку, выскочил на дорогу.

Дверка осталась чуть приоткрытой, и в щель Ириница уви­дела, что остановились они на мосту из-за того, что сцепились с встречным возком.

Вокруг сновали всадники и что есть силы лупили монахов нагайками.

Улучив момент, когда все монахи принялись оттаскивать в сторону более легкий встречный возок, Ириница открыла дверку и выскользнула на снег. Она быстро перебежала мост и сразу свернула вправо на узкую тропинку, протоптанную в снегу.

Когда монахи заметили беглянку, та была уже далеко. За­драв рясы, они бросились догонять ее.

Аказ тоже заметил девушку. «Не Ирина ли это?» — сразу мелькнула у него мысль. Он быстро подскочил к татарину, кото­рый уже встал впереди возка Глинской.