Марш Акпарса

Крупняков Аркадий Степанович

— Великий и добрый!—эхом вторят вокруг.

— Посеянному хлебу дай теплые дожди, ночную тишину, от холода и града, от бурь и ветров сохрани. Засуху жаркую не пош­ли, о великий и добрый!..

Аптулат взялся за ручки сохи, и все люди пали на колени. Тро­нулись лошади — и десятки темных борозд легли вдоль поля.

Снова звучит молитва.

— Когда выпустим скотину, великий наш юмо, сохрани ее от вредных ветров, от глубоких оврагов, от сосущей грязи-тины, от худого глаза и языка, от портящего колдуна, от волков, от медве­дей и всех хищных зверей, о юмо великий и добрый!

— О добрый!..

— Бесплодный скот сделай плодовитым, тощий сделай жирным, пастбища сделай привольными, всякий скот расплоди. Юмо ве­ликий и добрый, всякою скотиной обрадуй нас!

— Обрадуй нас!..

— А теперь с великим юмо вместе жертвы наши разделим, — произнес карт, указывая в сторону рощи.

И началось пиршество.

А когда опустели котлы с мясом, бураки с пивом и когда сгоре­ли свечи, на вершине высокого холма призывно зарокотал барабан. Люди поднимались и шли к холму, садились вокруг вершины, и скоро все были в сборе. Все знали, что сегодня будут избирать лужавуя и главой Горной стороны будет Аказ Тугаев. Вдруг к Эш­паю подбежал Янгин.

— Посмотри туда: шайтан Пакмана принес, и с ним —Атлаш.

— Ну и что? Их тоже звали: Атлаш — старейшина, Пакман — лужавуй.

Лтлаш и Пакман пробрались на вершину холма, присоедини­лись к старейшинам. Атлаш обратился к Аптулату:

— Дай мне сказать сначала.

— Успеешь.

— Я приказ царицы Казани привез.

— Казань нам лужавуев не дает. Мы сами...

— Я о том и хочу сказать.

— Пусть говорит,— заметил Аказ.— Мы узнаем, что хочет Ка­зань, потом свое слово скажем. Говори, Атлаш.

— Люди лесов и гор! Мужчины!—Атлаш поднял руку, и все притихли.— Я только что из Казани, потому и опоздал на моление. Ходил я туда, чтобы рассказать о смерти Мырзыная. Царица Ка­зани, несравненная Сююмбике, спросила меня: «Кто теперь Гор­ный край сможет держать в повиновении, кто верой-правдой будет служить Сафе-Гирею?» И я ответил блистательной царице: «Толь­ко один человек может — Аказ Тугаев. Он, я сказал, теперь Москве большой недруг, его теперь от русских защитить надо». И Сююмбике сказала, что Сафа-Гирей Аказу защитой будет. И шлет ему хан свою саблю и званье бея и велит, если народ на то согла­сен, сделать его главой всей Горной стороны. Я все сказал.

Никто не ожидал от Атлаша таких слов, да и сам Аказ не мог предположить, что хитрый Атлаш так повернет свою речь. Теперь выходит, что Аказу деваться некуда. И выходит, что ярый недруг Аказа Атлаш сам предложил его в Большие лужавуи. «Это, ко­нечно, хитрость не Атлаша, это Сююмбике его к своим рукам при­брать задумала. «Ну подожди, Атлаш,— подумал Аказ, поднима­ясь на вершину холма,— я тебя сейчас обрадую». Он встал перед старейшинами, люди, зашумевшие при последних словах Атлаша, умолкли.

— Много лет я не видел вас, родные мои, и говорю вам: «Здрав­ствуйте!»

— Будь здоров, Аказ!

— Живи сто лет!

— Старейшины просили меня принять тамгу Большого лужа- вуя, и я им дал согласие. А вы хотите ли?

— Тебя хотим, Аказ!

— Ты достойный сын Туги!

— Бери тамгу!

На вершину выскочил Сарвай и крикнул:

— Кто хочет Аказа — встаньте!

Как море, колыхнулась толпа, вставая.

— Спасибо за честь,— сказал Аказ и поклонился народу.

Сарвай выхватил из рук Атлаша саблю, поднес Аказу.

— Прости меня, старый Сарвай, но саблю я не приму. И зва­нье бея не приму тоже. Мы Казани слово дали платить ясак и не

заводить свое войско. И скажите мне: разве мы не платим ясак?

— Платим!!

— Разве мы имеем войско?

— Нет войска!

— Стало быть, мы держим свое слово, и Казань пусть не при­тесняет нас. Под сапогом хана быть не хотим. Может, кто не так думает?

— Так думаем!

— Все так думаем!

— Все-е-е!

— А теперь гуляйте, песни пойте, пляшите. Пусть праздник сохи будет веселым!—сказал Аказ и спустился с холма.

К нему подошел Атлаш и, пожав руку, шепнул на ухо:

— Скоро жди гостью. Сююмбике сказала, что Эрви отпустит домой. Она сохранила ее для тебя, подругой своей сделала.

Аказ ничего не ответил, спустился вниз. Прошел мимо Пакмана, тот гневно сверкнул глазами, отвернулся.

На другой день Аказ снова собрал старейшин. Сказал им:

— У моего отца лужай небольшой был, и то забот ему хвата­ло, а теперь вон сколько земли прибавилось. Надумал я три лужая создать.

— Я вот что хочу сказать вам,— как бы в лад Аказу произнес Атлаш.— Когда-то лужаи совсем маленькие были у нас. И то управлять ими было нелегко. А теперь мы на Аказа какую ношу взвалили! Сколько лужаев под его руку отдали! Теперь ему самому землю пахать будет некогда, скотину выхаживать как ус­петь? Теперь ему помогать надо. Подумайте как?

Молчат старики, поглядывают на богачей: что они скажут? А те уж обдумали давно, как с Аказом говорить.

— Принял ты званье бея или не принял — ты все равно бей,— сказал Атлаш.— И потому порядки бейские заводить надо. Дань с людей брать: хлебом, мясом, работой. Хорошо ли будет, если наш Большой лужавуй сам землю пахать будет, коров пасти, дом себе делать! Нехорошо! Ему о лужае думать будет некогда. Надо зерно Акубею давать, мясо давать, людей посылать, чтобы кудо новое построить, девок пригнать, чтобы коноплю толкли. Да мало ли на что ему работники понадобятся? Правильно я говорю ста­рики?