Марш Акпарса
Шрифт:
— Зачем умирать, Топкай? — сказал Ургаш.— Неужели разучились пускать стрелы прямо в сердце врага, неужели кровь Она- ров ушла из наших сердец? С нами рядом встанут татары Абаса— они воины не хуже, чем джигиты Япанчи, к нам на помощь придут люди из других руэмов — разве они ненавидят мурзу меньше, чем вы? Его надо убить, а его джигитов не пускать в наши земли. Кто по-другому думает?
— Долгое время мы жили мирно,— начал говорить Чка.— Теперь, видно, пришла пора войны, и надо отстаивать свои жилища. Я так понял ваши слова. Русских гостей мурзе мы не дадим, посевы топтать не будем. Мурзу убивать не будем — недостойно убивать безоружного. Ведите сюда пленников.
Япанча вошел в круг с высоко поднятой головой. Он был уверен, что черемисы сейчас поклонятся ему и станут просить милости у него.
— Мои люди решили отпустить тебя, мурза, с миром,— сказал Чка.— Ты видишь хлеб, который растет на этом поле. Семена этого хлеба мы вырастили сами, на нашей земле, и никто не волен отнять плоды нашего труда. Мы соберем этот хлеб. Он наш. Русских не отдадим—мы не нарушим великий закон гостеприимства. Иди домой и осенью посылай сборщиков ясака. Но если тебе ясака будет мало и ты пойдешь на нас войной, пусть будет война. Так решил совет. Развяжите их, отдайте коней.
Мурза вскочил на коня, скрипнул зубами, рванул удила. Конь взвился на дыбы, Япанча поднял руку, погрозил нагайкой, и скоро лес поглотил двух всадников.
До глубокой осени жил Чкаруэм тревогой, ожидая набега Япанчи. Но мурза не появился. Потом узнали, что молодой русский царь пошел на Казань войной, и все войско Япанчи ушло в сторону Свпяти.
Урожай овса был убран без помех, и на осеннем празднике черемисы впервые пекли коман мелна из своего хлеба.
ТРЕТИЙ ШАГ САФЫ-ГИРЕЯ
«Поистине, все в руках аллаха всемогущего, и нет иных повелений, кроме его воли»,— так думал Булат, размышляя о превратностях своей судьбы. Истинно сказано: «Велик аллах, и только он управляет судьбами правоверных».
Думал Булат, что встал он близко к трону, но пришел на Казань Сафа-Гирей вторично — и куда девалась власть покровительницы Сююмбике? Смёл ее с трона Сафа, и если бы не ум и красота великолепной, влачить бы ей горькую судьбу в ногайских
степях.
Сумела несравненная Сююм покорить сердце Сафы — и снова она у престола, а он, Булат, кому было обещано так много, опять с покорностью выслушивает повеления хана.
– Думал Булат, что был он близко у сердца прекрасной Сююмбике, а, выходит, ошибался. Только Алим Кучак-оглан люб царице, только его одного не забыла она, став пятой женой Сафы- Гирея.
Думал Булат, что не вспомнит его Сююмбике никогда, и снова ошибся. Еще раз позвала к себе Булата царица и так же, как в старое время, ночью. Так же встретила его с лаской и так же начала говорить тайные речи.
— О славный эмир, ты несправедлив ко мне, забывая бедную и униженную Сююмбике,— жалобно проговорила она, встречая его на пороге своих покоев.— Где обещанная тобою опора, помощь в моих делах?
— Я всегда твой раб, моя царица. Ты забыла меня — я молчал, ты позвала — я пришел. Приказывай — я сделаю все.
— Много сказать тебе надо бы, да время стоит над нами — тебе быть здесь долго нельзя. Слушай. Настала пора выгнать Сафу из Казани. Я узнала тайную весть: Сафе из Крыма обещанных войск не дают, ногайские джигиты послушны только мне, и теперь Сафа-Гирей сидит, стреноженный страхом. Поднимай казанцев — и мы вместе выгоним Сафу.
— А потом? Сможешь ли ты с ногайцами удержать трон?
— Не смогу. Пока попросим на престол Шах-Али. Он с русским царем пока трон наш поддержит, крымцев не пустит.
— Если мы выгоним Сафу, то зачем звать Шах-Али? Русские знают, что я их друг и поддержат меня как хана.
— Ты знаешь молодого царя Ивана?
— Нет, еще не видел.
— Лучше Шах-Али для него друга нет. Позволит ли он быть на Казани кому-либо, кроме Шах-Али? И потом: Шах-Али нам все равно житья не даст. Лучше пусть он с честью умрет в Казани.
— Твой разум велик. Я иду собирать моих друзей.
— Готовы будьте. Когда пора придет, я позову тебя. Иди.
Идет Булат по Казани, ничего не видит вокруг, не слышит. Думу думает. Почему Сююмбике его ханом сделать хочет? Ужели Алима разлюбила? Может, хитростью погубить Булата хочет? Сколько времени не звала, а тут позвала. «Ах, будь что будет! — решает Булат.—Все в руках аллаха».
И снова ошибся Булат. На этот раз судьба его была в руках шайтана. Что до этого произошло, он не знал, не знал, что дошли
до хана тяжелые вести. Первая весть — собирается молодой русский царь в поход на Казань, и Шигалей поведет самую большую рать. Сафа-Гирей боится Шигалея: воин он опасный, все слабости Казани знает. Ненавидит хан Шигалея, клянет его до пены на губах.
И Сафа позвал к себе Кучака и самых близких беев, чтобы посоветоваться. Позвав, сказал прямо:
— Ш ах-Али надо убить!
— Как убить? — думают беи и мурзы.— Если послать воинов в Касимов, где живет хан Шигалей, то русские их поймают в пути.
— Отравить,—предложил кто-то.
— Если можно было бы, давно бы отравили. Осторожен Шах- Али. Чужих к себе не допускает, за стол садится—сперва слуг кормит. Спать ложится — сперва под одеяло постельников кладет. От людей — вроде бы постель греть, а на самом деле узнать: может, посыпали кошму ядом или вдруг впустили змею.
Думали-думали, так ничего и не придумали. Кучак сказал напоследок:
— Надо готовиться к встрече русских, а Шигалея убить пока не только нам, но и шайтану не под силу. Поеду к черемисам, убью Аказа и его людей, про Москву забудут и думать.