Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
— Пока вы тут все спите, я уже воевал!
— Как воевал, где?
На шоссе он оказался в потоке обозов, где встретил командира 1-го Сибирского корпуса и получил от него приказ обстреливать наступающих немцев. Выяснилось: противник в данном районе сосредоточен крупными подразделениями. Уложив Арцишевского спать, Шапошников пошел к Эрдели с докладом и для обсуждения действий дивизии.
Дневной штурм оказался неудачным. На залпы двух наших батарей (8 орудий) немцы ответили выстрелами вдвое большего числа тяжелых орудий, а наступление спешенных частей было
Тем временем севернее войска 2-й армии, неся большие потери, с трудом удерживали город Лодзь, а ее командующему запретили выезжать из него. Грохот артиллерийских дуэлей не прекращался ни днем, ни ночью. Горели деревни. 14-я кавдивизия вела боевые действия главным образом в пешем строю.
96
Судя по всему, с обеих сторон преобладали разрозненные действия отдельных частей. Пасмурная погода поздней осени, распутица, короткие дни затрудняли наблюдение, ориентировку и передвижение разведки и войсковых частей. Происходили отдельные столкновения. Пехотные и кавалерийские подразделения противника были перемешаны, а отдельные мелкие разъезды бродили в тылах наступающих дивизий 1-го конного корпуса.
Показателен один эпизод, рассказанный Шапошниковым. Части 14-й дивизии 12 ноября впервые встретили небольшие группы пехотинцев-сибиряков в характерных папахах, бродивших бесцельно. «Когда я остановил одну из таких групп, приняв их за пехотную разведку, и поинтересовался, какую задачу они выполняют, то получил ответ: “Мы стрелки 6-й Сибирской дивизии. Ищем свой полк”.
— Где же находится ваш полк? — спросил я.
— Да вот мы и не знаем. Кажется, наша группа единственной осталась из полка, — бойко ответил один солдат.
И действительно, рассказ солдат-сибиряков подтверждался, на поле боя, в районе Галкувека, лежали убитые русские и немцы. Здесь мы обнаружили винтовки, пулеметы, орудия, брошенные русскими и немецкими солдатами. Плакать, конечно, не приходилось, да и некогда было. Требовалось извлечь урок из этого боя».
И еще одно его свидетельство: «Следует отметить, что Лодзин-ская операция имела для русской армии и два положительных результата: во-первых, был отстранен от должности командующего армией Ренненкампф — представитель «авантюризма»; во-вторых, был смещен с поста командующего армией и Шейдеман, оказавшийся бездарным начальником».
Учтем: свои воспоминания Шапошников писал в последние годы жизни. Возможно, ему было приятно возвращаться мысленно в прошлое, как бы проходя жизнь заново. Но вряд ли это было для него главное. Он рассказывал о произошедших событиях сухо, деловито — в назидание потомкам: не столько современникам, сколько будущим поколениям. Этим его свидетельства существенно отличаются от большинства мемуаров военачальников. Его не волновало мнение о нем читателей; у него не было подспудного желания выставить себя в выгодном свете, оправдать свои ошибки, подчеркнуть достоинства и достижения.
У него приведены случаи из военной жизни, преимущественно на основе личного опыта. По-видимому, он полагал, что это может принести кому-нибудь пользу.
97
Вот еще один из рассказанных им эпизодов. Во второй половине ноября неожиданно поступил приказ срочно выступить на север и занять фронт 55-й пехотной дивизии. На подходе к позициям они встретили толпы солдат и офицеров, беспорядочно идущих им навстречу. Это были пехотинцы. Они отступали, а вокруг стояла тишина. Кавалеристы, спешившись, заняли опустевшие окопы. Выслали вперед разведку. Немцы вели себя пассивно, отвечая слабым ружейным огнем.
Оказывается, 55-ю пехотную дивизию только что перебросили сюда без надлежащей подготовки к боевым действиям. Днем немцы сильно обстреливали их позиции тяжелыми 152-мм снарядами. Просидев в укрытиях, оглушенные и напуганные, пехотинцы с наступлением темноты начали покидать окопы, хотя обстрел уже прекратился.
Отойдя на несколько километров в тыл, полки остановились. Офицеры собрали свои разрозненные подразделения. Людей накормили. Они успокоились и на следующий день вернулись на свои прежние позиции.
Шапошников делает вывод: надо уметь осторожно вводить резервные части, тем более не обстрелянные. Они несут большие потери и могут поддаться панике.
А его 14-я дивизия продолжала вести отдельные бои с противником, активно маневрируя. В конце 1914 года ее отвели в тыл на 10 дней.
Шапошников побывал в Петербурге и Варшаве. После встречи Нового года они двинулись в поход на север.
«Сев на коня и тронувшись с дивизией в путь, я не подозревал, что колесо моей судьбы уже поворачивается в другом направлении. Служба в войсковом штабе, в котором я пробыл два года, закончилась. Меня ждала работа в высших (армейском и фронтовом) штабах.
С болью в сердце расставался я со штабом 14-й кавалерийской дивизии. Среди ее многих офицеров, доброжелательно настроенных к честным военным кадрам, и среди солдат и в мирное время, и в период войны я встречал самое дружеское и товарищеское отношение. Хочется особо отметить, что с 14-й кавалерийской дивизией меня связывали самые добрые воспоминания о службе в строю».
Так завершаются мемуары Бориса Михайловича. О дальнейших событиях его жизни приходится судить по документам и свидетельствам других людей.
98
Молодому офицеру Шапошникову довелось участвовать в сражениях на полях Польши под Ивангородом, где русские войска наголову разгромили 1-ю австрийскую армию и нанесли тяжелый урон 9-й германской армии, которой удалось уйти от преследования и уничтожения благодаря нерешительности нашего командования.
В районе Лодзи та же германская армия, усиленная новыми формированиями, попыталась взять реванш и окружить 2-ю русскую армию. Но сама оказалась под угрозой окружения. Наши успехи в этом районе помогли западным союзникам во Фландрии отразить начатое немцами наступление, грозившее захватом важного стратегического пункта Дюнкерка.